Счастливая улыбка расползлась на моем лице, и вдохнув полной грудью любимые запахи, я опять погрузилась в глубокий сон, уже без сновидений…
Пробуждение было тяжелым. Сначала мне стало холодно, и я отчетливо ощутила, что потеряла, кого-то очень важного. Открыв глаза, долго пялилась в потолок на знакомую люстру и пыталась понять, что было сном, а что явью. И по кому я так отчаянно скучала…
В итоге, само мое нахождение в этом доме, (считай в междумирье), плюс запахи близнецов, кружившие вокруг меня, да смятые подушки, сказали мне о том, что разговор с духом междумирья таки был, что Стражем я стала, и поспособствовали этому Гром с Мороком. И теперь дороги обратно у меня в мой мир — нет. Потому что там меня в конечном итоге ждет смерть, как моего биологического отца. А позже, когда я уснула в саду, Гром действительно нёс меня на руках и я спала вместе с близнецами в обнимку.
— Еще и лыбилась, как дура! Ты просто молодец Вера! — в отчаянье простонала я, и повернувшись на живот уткнулась носом в подушку.
Тысяча вопросов закружились в моей чумной голове. Причем все они были на разные темы, да еще и одновременно.
Как относиться ко всем этим новостям? Понятия не имею…
А как я вообще, и самое главное — где буду рожать, когда срок придет?
И вот зачем они пришли, зачем спали рядом?
Что это было вообще? Попытка примирения? Или продолжают привязывать меня к себе?
И кажется у них неплохо получается, учитывая мои подсознательные желания, и щемящую тоску по этим двум засранцам…
— Пусть засунут себе эту привязку куда-нибудь поглубже! — рыкнула я в пустоту, и вскочив с постели пошла искать этих мохнатых и усатых, чтобы высказать им все, что о них думаю, ну и заодно требовать, чтобы говорили, как и где я буду рожать, и в каких условиях!
Но побродив по дому несколько минут, поняла, что этих двоих и след простыл. Зато на кухне, на столе меня ожидал завтрак — яичница с жареным беконом, свежеиспеченный хлеб, апельсиновый сок в бокале, и букетик полевых цветов в вазочке. Милота…
Вот только когда я взглянула на разделочную столешницу и плиту, то чуть не подавилась воздухом, а потом не выдержала и расхохоталась.
Грязная соковыжималка, крошки от хлеба, заляпанная плита, подгоревшая сковорода — угрюмо взирали на свою хозяйку, тобишь — меня. А еще на белом холодильнике черным маркером было написано: «Помой посуду сама!»
Вот эти последние два слова добили меня окончательно, и мой смех перешел уже в истерику, со всеми вытекающими последствиями — слезы, сопли, и безостановочное икание, больше похожее на вой раненного животного.
В итоге обнаружила я себя уже лежащей в позе эмбриона на полу кухни, так как сил стоять не было. Перевернувшись на спину, я опять посмотрела в потолок. На кухне он был трехуровневый, с интересной подсветкой.
— Красиво, — прошептала я, разглядывая причудливые серо-серебристые узоры, украшающие каждый уровень потолка.
А затем глубоко вдохнув, и шумно выдохнув воздух, встала и пошла завтракать…
Можно было конечно еще поваляться да пожалеть себя, но как-то не слишком удобно это было делать на холодном полу, я же теперь все-таки не одна, и надо думать еще и о детках…
Как ни странно, но яичница с беконом была совершенно не пригоревшая, и еще немного недосоленной, именно так, как я люблю, а букетик полевых цветов, наполнял приятным ароматом мои легкие.
Поев и немного посидев за столом, я по гипнотизировала какое-то время мелкие розовые цветочки шалфея, а затем пошла убираться. Ну не в свинарнике же жить, в конце-то концов?
Мысли текли вяло, чистила сковороду на автомате, почему-то выбрасывать не хотелось. Все же мне тут жить еще неизвестно сколько, а хозяйственного магазина, в этом лесу я что-то не заметила. С этими вопросами тоже надо разбираться.
Закончив с посудой, я собралась проинспектировать холодильник на предмет запасов еды, но, когда повернулась к нему (до этого стояла спиной у раковины), вскрикнула от неожиданности.
Десять крысолюдов в мужской одежде распластались по полу, как коврики, причем в своей второй ипостаси — в виде полутораметровых крыс, а одиннадцатый был в женской, очень знакомой одежде — черное платье в пол, глухо застегнутое до шеи, воротничок стоечка, белый чепец и белый фартук.
Не поднимая головы, тот, что был в женской одежде зашипел, или зашипела, переходя на рычаще-свистящие нотки:
— Не гневиссссь хоззззяйка на свою ррррабу, прошшшшу пощщщщади мой народ, я ссссама личчччно готова поннннести наказзззание, за ссссвой обман. Клянуссссь, я бы ни за что не приччччинила тебе вреда. Да и не сссссмогла бы это сделать, магиччческая клятва этого бы мне не поззззволлила.
— Молайя? — узнала я крысолюдку, но на всякий случай решила переспросить она это или нет.
— Да, — ответила девушка, не поднимая головы с пола.
— Может уже встанете все для начала, и прекратите подметать пол? Рабство вроде отменили в позапрошлом веке, — немного раздраженно ответила я. Как-то непривычно себя чувствовать боярыней, чтобы передо мной лоб разбивали крепостные.
Крысолюды стали несмело подниматься на ноги, избегая моего взгляда.