Любовь, Конец Света и глупости всякие

Мама охотно исполнила песню, показала дочери свои три аккорда, и ушла на работу. К ее приходу Танькины пальцы легко и свободно передвигались по грифу, создавая затейливый аккомпанемент, а правильно поставленный уроками сольфеджио голос звучал прочувствованно и с надрывом:

«Сиреневый тума-ааан

над нами проплыва-аа-ет,

над тамбуром гори-ииит

вечерняя звезда.

Ко-аа-ндуктор не спеши-ыыт,

кондуктор понима-ааа-е-ээт...»

 

— А помните, как Танюшка пела ту песню про кондуктора? — услышал Олежка. Он открыл глаза, боли не было. Мама сидела в своем любимом кресле и тихо улыбалась.

— Жаль, что гитары у меня нет.

— Да ведь я давно не играю, Олежка, ты это знаешь…

«Может быть, и не играешь. Но поешь», — подумал он.

Олежка всегда знал, когда Танька пела про себя — выражение лица менялось, будто светлело, а губы шевелились беззвучно, хотя сама она этого не замечала.

«Мне быть с тобой еще полчаса,

потом века суетной возни...» —

Разрозненные полутона, что уже несколько минут гудели в ее голове, выстроились в до мажор септ, всколыхнув забытые строчки, и Танька поспешила из комнаты, пока Олежка не увидел ее внезапно повлажневших глаз.

Она действительно зачехлила гитару давно, хоть песни, которые, в отличие от скрипичных этюдов, младший брат обожал слушать в ее исполнении, звучали-таки в голове. Иногда и вслух говорила строчками песен, но это казалось ей лишь одной из странностей, которых она находила в себе миллион. Например, собственный голос порой казался не то чужим, не то потусторонним. Или, перечитывая свои школьные сочинения, Танька поражалась не свойственной ей мудрости и глубине: «И я додумалась до такого? Сама? Не может быть!» Впрочем, будучи одной из тех странных людей, которые чистосердечно верят в реинкарнацию и переселение душ, она предполагала, что кое-какой мудрый опыт перешел из ее «прошлых жизней».

И еще ей иногда казалось, что она летает. Нет, не во сне, а наяву, отталкивается носками любимых красных ботинок — и поднимается, не высоко, на несколько сантиметров и — парит в воздухе, плавно перемещаясь из одной точки в другую, не касаясь земли. Сознавала, конечно, что это скорее всего лишь отголоски хорошего настроения, а летать людям не дано вовсе. От других все эти странности старалась скрыть, а то сочли бы, чего доброго, за шизофреничку, но тем не менее допускала в себе «отклонения от нормы».

Как-то раз в английском магазине для садоводов, куда они с мужем приехали то ли за гравием, то ли за рассадой, их внимание привлекла пестрая статуэтка. «Какой пошлый кич!» — фыркнул Робин, керамические гномы не сочетались с его представлением о собственной классовой принадлежности. Танька вполне согласилась, гном был, безусловно, ярок и пошловат, но неожиданно заявила: «Мне этот гном срочно нужен! Я куплю его, Роб».

Робин лишь закатил зрачки и демонстративно цокнул языком. Он давно устал отговаривать ее от неразумных трат. Не пререкался и теперь, хоть и не одобрял Танькиного подхода к деньгам — жена лучше его зарабатывала. Всю дорогу от магазина до дома он молчал и дулся.

Танька посадила гнома возле крошечного пруда, выложенного по краям цветным булыжником, и приказала «присматривать за лягухами». В ответ пара особо крупных обитателей пруда разошлась во все горло веселой трелью. Был славный июньский вечер, в траве стрекотали кузнечики, среди веток раскидистой айвы у забора подсвистывали малиновки, и дополнял общий хор глуховатый баритон воздушного шара, зависшего прямо над Танькиной головой. «Нельзя же не петь, — мелодично откликнулась Танька строчкой из вспомнившейся вдруг старой песни. — Пой, Вася!»

Гном петь наотрез отказался. Музыкальный слух у него был, но красивого голоса, в отличие от других гномов, которые, между прочим, заправские певуны, Вася был лишен от рождения. «Совершенно дурацкую песню» со словами «а разве мы шумели?» он слышал от Таньки впервые, а все происходящее напоминало ему конкурс художественной самодеятельности в пионерлагере.

«Восемь пятых размер соблюдая,

Таня хлопала дверью сарая...»

Однако задор и ритм сделали свое дело: Вася пустился в пляс. Он всегда очень здорово танцевал линди хоп — любимый танец всех гномов, но прямо здесь, возле пруда в саду, его не исполнил бы: соответствующая росту партнерша требовалась, не Таньку ж ему приглашать! Впрочем, под музыку вполне подходил другой гномий танец — шим-шам, его можно было плясать и без пары. Отлично получилось.

На следующее утро гном Вася исчез. Это само по себе было событием незаурядным. Танька и Робин жили в тихом английском кантрисайде[4], где соседи были доверчивы, даже двери редко запирали, и уж вряд ли кто-то вздумал бы воровать пошловатых садовых гномов. «Жалко, мало попели...» — расстроилась Танька.