Андрей
был в
джинсовом
костюме,
который прислала
ему моя мама
из Штатов, и
тоже был не урод,
но и не
Цицерон:
уболтать
Маргит он не мог,
да еще от
влюбленности
утратил дар
речи...
Танцевал он
плохо и приглашать
стеснялся.
Так что
покорить ее он
пытался
иными
средствами.
Какими? Денежными,
конечно. Вот
сколько было
у него денег — все
истратил
немедленно.
Купил ей
шампанского
и цветов. Ну,
пока было
шампанское,
она с ним
пила, а потом
шампанское
кончилось,
Маргит
потеряла к
нему интерес,
и Андрей
понял —
надо еще
шампанского.
А денег не
было больше — ни у него,
ни у меня, да
он и знал, что
бесполезно
просить у
жены.
А я
все
танцевала с
трубачом,
пока мне все
не
осточертело:
танцы, Эдик,
который слов
песен не
понимал, мой муж
идиот, нагло
ухаживающий
за другой
женщиной,
трубач,
льнущий
бедрами, и
вся эта
«сергия».
Сказала
Андрею, что
еду домой. А
он обрадовался
и заорал
немедленно:
«Кто хочет
мою жену
проводить? Платите
пятьдесят
рублей — и
разрешу!»
Провожать
меня никто не
захотел,
конечно, да
еще за деньги
—
дураков нет.
И в тот
момент я
почувствовала
себя
совершенно
несчастной.
Я не
нужна была
никому на той
вечеринке и
никому в
мире, раз уж
на то пошло.
Даже маме
своей не
нужна была —
ее куда
больше интересовала
карьера, про
папу и вовсе
молчу... И
трубачу не
особо нужна
была во время
танцев,
подумаешь,
ушла бы я
домой, он
пригласил бы
еще кого-то. И
уж подавно не
нужна была своему
мужу — он вел
себя как
дегенерат, и
если бы
только в тот
вечер...
Пьянствовал, волочился
за каждой
юбкой... Если
бы у меня был
ребенок, я
могла бы быть
нужной хотя
бы ему, но как
я могла
родить?
Андрей уже
давно не
утруждал себя
исполнением
супружеского
долга. Вот если
бы я умерла,
то он,
наверное,
испытал бы
шок и,
возможно, перестал
бы
пьянствовать,
серьезнее
стал относиться
бы к
женщинам. Ну,
или гулять, с
кем захочет.
И потому я
решила самоубиться,
сделав, таким
образом, для
него доброе
дело.