Любовь крестоносца

Ворота за спинами дружинников затворились, и появилось неприятное чувство замкнутости и незащищенности. Со всех сторон, и сверху, с переходов и лестниц разглядывали их горящие жадным любопытством глаза. Это были и вооруженные воины, и женщины, и ребятишки, щебечущие на незнакомом языке.

Добровит с удовлетворением отметил, что агрессии в их взглядах не было, но все же дотронулся до рукояти меча, как бы убеждаясь, что он на месте.

Навстречу прибывшим из большого выбеленного здания, возведенного посередине обширного двора, вышел рыжий полноватый мужчина лет пятидесяти с короткой бородкой, окаймлявшей круглое лицо. Его сопровождали несколько помощников, один из них вышел немного вперед — как видно, именно он владел русским языком.

Добровит спешился и, слегка поклонившись, произнес:

— Сотницкий дружины Великого Князя Александра Ярославича боярин Шумилин Добровит Славутич!

— Именем Великого Короля Эрика комендант крепости Нарва, — переводил отрывистую речь бородача помощник, — Арнгримр Ларитсен!

— Добровит Славутич имеет сведения, что в крепости находится немецкий крестоносец Ульрих фон Эйнштайн, — вступил в разговор переводчик от русских, — он держит в плену единокровную сестру сотницкого Радмилу Славутичну, которую и похитил пятого дня.

— Крепость Нарва находится во владениях датского короля, — отвечал интендант через своего переводчика, — у нас мир с Великим Князем, и мы не потерпим содержание русских пленников на своей территории.

— Но, по моим сведениям, — после небольшой паузы добавил он, — русская женщина — невеста рыцаря, и прибыла с ним вполне добровольно.

Окружающие датчане утвердительно закивали головами.

— В любом случае, я с ним должен переговорить, — несколько смущенно ответил Добровит, совершенно забыв, что хотел скрыть знание датского языка.

— Прошу, — вежливо отступил в сторону интендант, пропуская русича к выходу.

Толстые дубовые плахи ступеней были вмурованы прямо в каменные стены домика. Добровит быстро вбежал по ступеням и толкнул широкую низкую дверь с полукруглым верхом.

Навстречу ему поднялся уже знакомый ему высокий широкоплечий немец, уже приготовившийся к его приходу. Он был одет в длинную темно-зеленую тунику из дорогой шерстяной ткани. За широким, изукрашенным каменьями поясом был заткнут короткий кинжал. На мускулистых длинных ногах были кожаные сапоги, достающие до середины икр, отделанные по краям мехом. На шее у рыцаря висела короткая, но толстая золотая цепь с прикрепленной маленькой ладанкой. Своей широкой ладонью он указал на высокий стул у накрытого скатертью стола, приглашая гостя сесть. Двое молодых мужчин расположились и пристально посмотрели друг другу в глаза. В зеленых глазах Ульриха мелькнуло сначала слегка виноватое выражение, но быстро сменилось холодной решимостью.

Голубые глаза Добровита смотрели с откровенной ненавистью.

— Для начала я желаю видеть свою сестру, — холодно заявил Добровит.

— Сейчас она придет, — на ломаном русском сказал Ульрих, - одевается…

В глазах Добровита блеснул недобрый огонек.

— Надо сказать, — продолжил Ульрих, не всегда правильно подбирая русские слова, — она будет моя жена. На днях наше венчание. Я рад, что мой посланный успел тебя известить. Побудешь в соборе на нашем венчании.

— Это не только тебе решать, — жестко отрезал молодой боярин.

— Она согласна. Твоя сестра уже приняла католическую веру. Это будет лучше для нее. Но души своей она не поменяла. Ты должен понять, там, где она будет жить, нет вашей церкви. Я думаю, бог один, просто священники не поделили власть. Но разве каждому объяснишь?

— Так зачем вы ночью в дом забрались? — возмутился Добровит. — Если хотела она тебя, — так по-людски надо было. Сватов засылать.

Ульрих встал из-за стола, разделявшего мужчин и, сделав несколько шагов по скрипучим половицам, взял другой стул и сел прямо напротив Добровита. Теперь ничто не разделяло молодых мужчин. Он потер широкий лоб ладонью и посмотрел почему-то на одинокий маленький цветок в глиняном горшке, который стоял на подоконнике. Перехватив взгляд немца, Добровит тоже посмотрел на цветок. Его красный бутончик был направлен в сторону мужчин.

— Радмила спасла мне жизнь, — наконец-то проговорил Ульрих, — она нашла меня на берегу озера после боя и долго лечила. Я люблю ее так сильно, что ушел из Ордена, чтобы жениться на ней.

Ульрих посмотрел в глаза брата любимой женщины.

— Она для меня все …Я не обижу ее…Она будет мне жена, — отрывисто говорил Ульрих, и какой-то комок застрял у него в горле.

— Она будет счастлива…Добровит, — вдруг назвал он по имени боярина и прямо посмотрел ему в глаза, — я клянусь честью рода фон Эйнштайн.

При этих словах немец приложил правую руку к сердцу и склонил светлую голову.

Какое-то-то смятение охватило Добровита. Еще мгновение назад он готов был растерзать этого тевтонца голыми руками, а уже сейчас ненависть куда-то отступила, как будто откатилась волна от сердца. И он еще увидел, что Ульрих неплохой парень, что он красив и статен, и что у него ясные честные глаза.