Вашингтон извинился перед своими собеседниками, встал из-за стола и отошёл к камину, чтобы прочесть письмо. Франклин писал, что маркиз де Лафайет имеет большие связи при французском дворе, которые крайне важны в перспективе заключения военного союза, поэтому нужно оберегать его от опасности и всячески сдерживать его порывы отличиться на поле брани. Час от часу не легче: англичане наступают, а его хотят сделать нянькой при юном аристократе! Но голубые глаза смотрели на него с совершенно искренним восхищением, доверчиво и без намёка на надменность. Так мог бы смотреть его сын, если бы только у Вашингтона был сын… А перстень на мизинце, с перекрещенными циркулем и угольником, говорил о том, что этот юноша ему "брат", Лафайет представил главнокомандующему своих адъютантов: полковника Сурбадера де Жима и шевалье де Лаколомба. Пусть генерала не вводит в заблуждение его молодость: он достаточно сведущ в военном искусстве и готов принять под своё командование дивизию. Вашингтон ответил, что непременно учтёт это на случай, когда у него будет лишняя дивизия, а пока предлагает маркизу стать его собственным адъютантом.
Самых назойливых гостей госпожа д’Айен принимала сама, объясняя им, что маркизе де Лафайет нездоровится. Адриенне оставалось около месяца до родов, ей нужно думать только о себе и о ребёнке, а все эти расспросы праздных любопытных могут ей только повредить. К ней допускали лишь сестёр и близких друзей Лафайета: Ноайля, Сегюра, Куаньи, — хотя и они ничем не могли её порадовать, не имея никаких известий от Жильбера. Исключение сделали всего один раз, когда явился польский граф Казимир Пулавский. Он сказал, что уезжает в Нант, чтобы оттуда отплыть в Америку, и если маркиза хочет что-нибудь передать своему супругу, он с радостью примет на себя обязанности почтальона.
Пока Пулавский в лицах изображал госпоже д’Айен похищение короля Понятовского и свои приключения в Константинополе, восполняя красноречивыми жестами пробелы во французском языке, Адриенна положила перед собой лист бумаги и вооружилась пером. О чём писать? О том, что они все здоровы, шлют ему приветы и пожелания благополучного возвращения? О, как она глупа! Жильбер ждёт от неё письмо, полное интересных новостей, а она ничего не видит, кроме дома, и ничего не знает, думая лишь о том, жив ли он, не забыл ли о ней… Ах, времени нет. Она напишет как сумеет, а остальное попросит графа передать на словах. Но когда она вышла в гостиную и протянула Пулавскому запечатанное письмо, он довольно бесцеремонно уставился на её живот; Адриенна смутилась и смогла лишь пролепетать слова благодарности.
…Девочка! Снова девочка! В этот раз Адриенна ещё больше ждала мальчика — сына, который будет похож на Жильбера. Узнав, что у него сын, он примчится сюда посмотреть на него… Девочка!.. "Вот и славно, сударыня, это значит, что ваш муженёк сильно вас любит; где любовь, там всегда поперёд девочки рождаются, уж я-то знаю". — пела своё госпожа Кудрэ, но Адриенна всё равно была в отчаянии. Луизу муж тоже любит, однако она сумела родить ему сына! По случаю появления на свет маленького Адриана в версальском особняке Ноайлей устроили грандиозный праздник; даже старый маршал приехал туда из Сен-Жермена, бросив свой огород, чтобы взглянуть на правнука. Новый побег на фамильном древе! А девочка — всего лишь нарост на нём…
Новорождённую назвали Анастасией. Со временем Адриенна успокоилась и с умилением смотрела, как дочка сосёт грудь кормилицы. Жильбер тоже полюбит её, ведь она на него похожа: такие же чудные голубые глаза, сияющие, как два топаза… Господи, будь милосерд, сохрани Жильбера и верни его мне!..
Госпожа д’Айен была смущена, передавая ей распечатанное письмо.
— Прости меня, дорогая. Его принёс один моряк…
Адриенна схватила письмо и жадно принялась читать. Это было длинное послание, написанное ещё на корабле; с тех пор могло случиться всё что угодно, но лучше об этом не думать: Жильбер жив, он любит её, помнит о ней!