Любовь Лафайета

"Я должен преподать Вам урок как жене американского генерала. Вам скажут: "Их разбили". Вы ответите: "Это правда, но из двух армий, равных по численности и сражающихся на равнине, опытные солдаты всегда имеют превосходство над новичками; кстати, они имели удовольствие убить больше врагов, чем потеряли сами". На это возразят: "Это всё очень хорошо, но Филадельфия — столица Америки, символ свободы, — взята". Вы вежливо скажете: "Вы дураки. Филадельфия — унылый город, открытый всем ветрам, порт которого уже не действует, прославленный, уж я не знаю почему, тем, что там заседал Конгресс; вот что такое этот пресловутый город, который, кстати, мы рано или поздно заберём у них назад". Если они продолжат донимать Вас вопросами, пошлите их по адресу, который Вам подскажет виконт де Ноайль, потому что я не хочу тратить время на разговоры о политике.".

Жильбер представил себе их гостиную: Адриенна сидит в своём любимом гобеленовом кресле со сценками из басен Лафонтена и читает вслух письмо; Ноайль с Луизой устроились на диване и весело смеются; Куаньи, улыбаясь, стоит у окна; госпожа д’Айен сидит за пяльцами. В камине горит огонь; на полке и на столике — осенние цветы: астры, хризантемы… Лафайет вдруг вообразил себя заглядывающим в окно — он видит их, а они его нет… Им хорошо друг с другом, они даже не подозревают, как он несчастен и одинок… Он сам виноват: зачем его сюда понесло? Поделом ему. Пусть лежит теперь один в опостылевшей комнате. Когда он снова увидит родных? "Виктория", доставившая его в Америку, затонула вместе с грузом риса, предназначенного для Сан-Доминго. Сто двенадцать тысяч ливров покоятся на дне реки Чарлстон. И разве дело только в деньгах… "Если у меня есть сын, я велю ему как следует изучить своё сердце: вдруг сердце у него нежное, тогда, если у него будет жена, которую он полюбит, как я люблю Вас, пусть остерегается поддаваться порывам, способным удалить его от предмета его чувств, чтобы после не мучиться от тревоги".

Сын… Жильбер никогда не знал своего отца, и его сын тоже будет расти сиротой. Или дочь… Когда он наконец вернётся, Генриетта вряд ли его узнает, а родившийся в его отсутствие младенец будет смотреть на него, как на чужого. Он заслужил это наказание! Нельзя покидать тех, кого любишь. Что может быть на свете важнее любви?..

Лаколомб вернулся в Вифлеем в начале октября. Конгресс провёл в Ланкастере всего один день и перебрался в Йорк, за Саскуэханну. Вот письмо, но… Оно не от Адри-енны! Маршал де Муши писал Жильберу, что его поступок предосудителен, поскольку своим неповиновением королю он подаёт дурной пример молодым дворянам; он должен раскаяться, вернуться и впредь не позволять себе подобных выходок. Четыре строчки! Ни слова о его семье, об Адриенне, о ребёнке! Какой болван! Bloody hell![14]

Лоуренс прислал старый номер "Морнинг пост", сложив его так, чтобы Лафайет сразу увидел нужную статью среди кучи всякой шелухи. В заметке говорилось, что молодой маркиз, которого американские эмиссары ловко обвели вокруг пальца, примкнул к изменникам-колонистам, покинув свою юную супругу, ожидающую в слезах появления на свет дитя горечи и разлуки. Какая гадость! Damn it all![15]

16

Надутый пузырь, бездарный старикашка, ничтожество, укравшее чужую славу! Бенедикт Арнольд размашисто шагал через лес, слегка припадая на левую ногу, и мысленно костерил генерала Гейтса. Интриган, карьерист и вор! Да, вор! Сражение девятнадцатого сентября выиграл он, Арнольд: именно он принимал решения и отдавал приказы, а в своём донесении Конгрессу Горацио Гейтс приписал все заслуги себе, хотя весь день отсиживался на правом фланге, куда не долетали пули! Нет, ну его к чёрту, пусть теперь сам сражается с Бургойном как знает!

Арнольд немедленно уезжает к Вашингтону, и не потому, что так велел ему Гейтс. Вашингтон дважды не принял его отставку, когда господа из Филадельфии обходили его повышением, — пусть теперь сам объясняется с Конгрессом и доказывает, что Континентальной армии генерал-майор Арнольд нужнее генерал-майора Гейтса.

Дойдя до своей палатки, Арнольд, однако, передумал. А вот никуда он не уедет — по крайней мере, пока. С какой стати? Он не нужен — прекрасно, его заменят Бенджамином Линкольном — замечательно. Ещё один генерал-майор. Линкольн со своими ополченцами прибыл под Саратогу через три дня после сражения у фермы Фримана, в котором Арнольд с помощью стрелков полковника Моргана захватил шесть британских пушек; ополченцы заняли позиции на восточном берегу Гудзона, на правом фланге, а будь Арнольд проклят, если англичане пойдут в атаку не по западному берегу! Решающее сражение уже скоро, Бургойн не сможет уклониться от него, и бой придётся принять старине Гейтсу! А там посмотрим, кому придётся уезжать.