– И откуда только эти досужие сплетники все знают? – проворчал Кросби, но он был явно польщен столь лестным отзывом, а так же приятно удивлен мягкой тактичностью, с которой Джулиана сменила тему, не обидевшись при этом на него.
Он позвонил, горничная принесла свежий чай и дальше их беседа шла на чайные темы. Лорд рассказал очень много интересного о разных сортах чая, о способах их заварки, о чайных церемониях… Джулиана слушала его, затаив дыхание. Перед ней сейчас сидел другой человек: увлеченный, открытый, без малейшего намека на грубость и холодность, которые она знала в нем.
Внезапно в гостиную вошла горничная и доложила о приезде дяди Бишопа. И лорд, и Джулиана были слегка разочарованы таким окончанием их беседы. Словно очнувшись, лорд опять надел маску холодной учтивости и поприветствовал соседа. Дядя объяснил, что они получили записку лорда и, решив не затруднять хозяина, он сам приехал за племянницей. Конечно же, ему был предложен чай, и пока мужчины вежливо и отстраненно обсуждали последние политические новости – соединяющий мостик всех мужских бесед, который всегда выручает в, казалось бы, самых разномастных компаниях – Джулиана бродила и разглядывала комнату, в которой она так необычно провела последние пару часов.
Несомненно, все здесь говорило об изысканном вкусе хозяина вкупе со стремлением к простоте. Этой простотой комната была обязана отсутствию женщины в доме. Да, здесь была экономка и горничные, но они не были хозяйками. А значит, они не могли наполнить дом милыми женскими вещицами, которые вызывают у мужчин показное внешнее раздражение и внутреннюю гордость, что здесь живет его женщина.
Что удивляло Джулиану, так это отсутствие всякого разговора о лошадях. Она ни разу не встречала ни одного английского джентльмена, который не говорил бы о лошадях, о скачках, кубке дерби. Она спросила об этом у дяди, когда они, распрощавшись с хозяином, сели в карету. Дождь к тому времени уже заканчивался, и можно было, не беспокоясь, отправляться домой. Джулиана еще раз поблагодарила хозяина, и ей на миг показалось, что ему не были так уж неприятны ее благодарности. Его лицо смягчилось, и Джулиана в тот момент была готова поклясться, что мимолетное выражение, промелькнувшее на лице, было сожаление о том, что их беседа подошла к концу. Правда, в следующий момент каменный сфинкс принял свое обычное выражение, и Джулиана решила, что это все ей показалось.
– О чем вы разговаривали дядя? О политике?
– Да, дорогая. О чем же еще могут говорить английские джентльмены.
– Ну, еще они любят поговорить о лошадях и скачках. Однако от лорда я не слышала ни слова на эту тему, словно она под запретом.
– В общем-то, так и есть. Лорд терпеть не может говорить о лошадях. И если ты заметила, у него лошади только в упряжке и ни одной скаковой.
– Но почему?
– Видишь ли, я не знаю доподлинно эту историю…. Но поговаривают, что лорд был покалечен как раз во время скачек в поместье, которые он устроил как шутливый спор между собой и его друзьями. Травма оказалась безнадежной, здоровье его было безвозвратно утрачено, и после этого лорд уничтожил всех скаковых лошадей, которые были в его конюшне. Точнее сказать, он их продал за бесценок, чтобы никогда больше не видеть.
– Но ведь животные ни при чем…
– Верно. Но, скорее всего, он был в отчаянии. К тому же, насколько я знаю, ему было всего двадцать лет, когда он стал инвалидом. А в молодости мы часто совершаем горячие безумные поступки.
– Мне жаль его, – медленно сказала Джулиана. – Если бы не его недуг… кто знает… может он был бы более приятным человеком.
– Не сомневаюсь. До этой трагедии лорд был душой любой компании. Дружелюбный, но без фамильярности, веселый, но без шутовства, добрый, но не бесхребетный. По крайней мере, так говорят те, кто знал его в то время. После падения лорд отверг всякую поддержку, которую ему предлагали друзья, заперся в этом поместье и стал отшельником. Все думали, что пройдет время, и он вернется в общество, несмотря на свой недуг. Но лорд все больше и больше погружался в себя, становясь нелюдимым бобылем. Опять же, это только слухи, но говорят, что он замкнулся из-за того, что после увечья его отвергла возлюбленная.
– Вот как? Не могу себе представить, чтобы лорд был влюблен.
– Конечно не можешь, это было пятнадцать лет назад. А с тех пор много воды утекло.
– Это жестоко, – покачала головой Джулиана. – Оставить того, кого любишь из-за болезни…
– Ты еще молода, девочка моя. И не знаешь, что иногда доводы разума становятся выше голоса сердца.
– Но я знаю, что такое верность и преданность, дядя. И знаю этому цену, – голос Джулианы дрогнул.
– Я не сомневаюсь в тебе, моя девочка. Но кто знает, может для той девушки на тот момент это был единственный выход.
– Нет, дядя. Такому предательству нет оправдания.