Любовь моя

– Помню, я смотрела фильм «Неуловимые мстители» с двойственным чувством. Я думала: «Надо уничтожать врагов! Но нельзя губить людей с этакой лихостью и восторгом. Нельзя восхищаться убийством. Это нехорошо. Оно может привести к неправильному пониманию героизма и всяческим отклонениям в поведении некоторых не слишком умных представителей молодого поколения», – сказала Аня.

«Надо же с какой стороны подошла, как интересно повернула! Вот что значит вдумчивый педагог!» – удивилась Лена.

– Дисней выкупил права на наши мультфильмы, чтобы они не распространяли доброту по миру или он боялся конкуренции? – вклинила свой вопрос в Анины рассуждения Жанна. – Сколько прекрасных фильмов и удивительно мелодичных песен было создано нашими талантливыми людьми в советское время! Их слушаешь, и душа радуется. Я хочу, чтобы мои внуки смотрели наши фильмы, пели наши, российские песни, потому что в них есть душа, есть любовь!

– Кто-то с радостью стряхнул с себя все социалистическое, кто-то до сих пор за него держится, – хмыкнула Инна. – А компьютеры тебя не пугают? «Америку» можно открыть, но закрыть уже не получится.

– Но их наполнение для детей нужно контролировать, – возразила Жанна.

Аня продолжила рассказывать о своих сомнениях и переживаниях.

– Много позже я где-то вычитала слова Чаплина, в которых он, будто оправдывался: «Жестокость – неотъемлемая часть комедии». И укрепилась в своем мнении. По нему получается, что не тонкие психологизмы и сентиментальность оттеняют смех и делают его более искренним, а жестокость? Она у него вместо жалости и сочувствия, потому что это их закон жизни? Для меня, чтобы я смеялась, смешное должно слегка сочетаться с грустным, трагическим или печальным, но не с жестоким и грубым.

А как же Христос-искупитель, расплачивавшийся за наши общие грехи своими страданиями у всех на виду? Может, его тоже… осмеять? Осуществляется «траверсия величия» зла? (раскачка) В их христианской религии… явная дивергенция (расхождение) с нашей. Понимаю, у них примат силы, наглости и лжи. И они как бы рефреном идут через всё творчество Чаплина. А вот эпизод со слепой девушкой у него почти по-нашему вышел. И все-таки его герой больше играет доброго человека, чем им является.

По Чаплину получается, что герой – это не обязательно первооткрыватель чего-то хорошего, защитник, спаситель. Он тот, кто что-то делает лучше всех, лучше других. Гитлер или просто злой начальник… тоже ведь в чем-то, где-то… И невозможно купировать. Это и отвращает, – неуверенно, но совсем без смущения сказала Аня, непосредственно обращаясь к Лене. (Перед ней она не стесняется быть в чем-то несведущей?) – Герой Чаплина такой щуплый, субтильный… но не такой уж и жалкий. Может, он своей игрой именно этого и добивался? Справедливости ради я должна признать, что проделывает он свои трюки гениально! И все же для меня комик – это смесь юмора и еще чего-то… трогающего душу. Он обязан вызывать любовь и сочувствие. Смех должен быть грустно-радостным, но не злым и жестоким… Иначе он мне душу надрывает. Может, для понимания каких-то тонкостей мне не хватает мудрости?

– Анька, да у тебя, похоже, на всё особый взгляд! Молодец, – одобрила скромницу Инна.

– Я расту в своих глазах.

– А я-то думала, что нас с тобою роднит? – рассмеялась Инна.

– С каждой твоей похвалой мой нос задирается все выше и выше, – усмехнулась Аня.

– По мне так Чаплин чистый, светлый. В защиту великого артиста напомню тебе мою любимую фразу Чаплина: «Жизнь – это трагедия, когда видишь ее крупным планом, и комедия, если видишь ее издали». А твой феномен я объясняю просто: ты чужие беды воспринимаешь, как свои, близкие. Учись удалять их от себя, – посоветовала Жанна.

– Не получится. Такова моя натура.

– Я тебя насчет Чаплина не одобряю, но понимаю. Причина этой нелюбви кроется в основном том, что патологическая жалость к его герою в тебе побеждает восхищение артистом, и ты не можешь полюбить его легко и радостно, – объяснила Жанна. – Смещай акценты в сторону главного.

– Наверное, поэтому я и цирк не люблю?

– Конечно. Я сама, когда смотрю с внуками на воздушных гимнастов, то чуть не плачу от страха. Бедные, но такие мужественные! Какая у них поразительная сила воли! В детстве я была бесстрашная, но родив, не могла подойти с сыночком на руках даже к краю балкона. Страх сковывал тело, руки и ноги становились ватными. Материнский инстинкт сохранения оберегал меня от малейшей опасности. Не знаю про мужчин, но женщинам-гимнасткам, я думаю, всю жизнь приходится себя преодолевать. Я не могу себя представить на их месте. Это же ежедневный подвиг!

– А еще меня в детстве раздражало, когда в американских фильмах артисты бросались тортами, потому что скудная жизнь приучила меня к бережному отношению к хлебу, – сказала Аня.

Инна задумчиво произнесла: