Любовь моя

– Теперь часто говорят о глобальном равнодушии молодых людей к природе, человеку и даже к жизни. Я о них так не думаю. Но я не знаю всю молодежь всесторонне и глубоко. Общения со студентами на занятиях не достаточно, чтобы делать выводы. Наше поколение мне ближе и понятней.

– Я тебя слишком хорошо знаю и не верю, что ты не задумала чего-то более глобального. Ты всегда планку поднимала чуть выше, чем могла взять на тот момент, чтобы было куда стремиться. Потому-то и брала высоту за высотой.

– Так, да не совсем так. Не преувеличивай моих возможностей. Но ты права. Помимо проблем детей и семейных отношений я задумывалась о коррупции в мире и конкретно в нашей стране. Я давно заболела этой темой. Обдумывала, анализировала, пыталась охватить ее своим умишком хотя бы в одном ее малом спектре приложения, – перейдя на совсем уж тихий шепот, поделилась Лена. – Я в деталях видела, как бы написала об этом, потому что многократно проигрывала сюжет в голове.

– Я бы не совалась в эти дебри. Поставь перед собой вопрос: «Действительно ли я хочу того, что хочу?» Там же «песню пой да недосказывай», – с доброжелательной участливостью остерегла подругу Инна. – Все уши тебе проедят избитые лживые фразы. Уникальные вещи образуются из красивой несбыточной мечты, а тут такая… грязь. Она опустошает. Настигнет разочарование, а из него, ты же знаешь, один путь – в депрессию. Тебе это надо? Я бы нипочем не отважилась.

– От нападок представителей сильного пола в любом случае не убереглась бы. Под микроскопом стали бы рассматривать каждую фразу в поисках недостатков и недочетов. Я несказанно позабавила бы сильную мужскую половину, – по-своему согласилась с ней Лена. – Но отступилась я от темы по причине нездоровья.

– А я думаю, потому что мы с тобой слишком далеки от «политики» и различных ее проявлений. Мало ее понимать, надо вариться в этом котле, – сказала Инна и перешла к другому вопросу. – Ты часто мелькаешь на голубом экране, избалована вниманием. Один чиновник – мой приятель лично тому был свидетель – недавно выразил по этому поводу недовольство, мол, чаще меня «светится». Непредвиденный случай?

– Ну, значит, ждать мне отлучения. Попаду в «черный» список и больше не увидят меня читатели. А то и вообще вычеркнут отовсюду, – усмехнулась Лена. – Я это уже проходила: была в незаслуженной опале по навету конкурента на премию. Вырезали из всех телепрограмм. Бывало, смотрю: в кадре все, кто был на съемке рядом со мной, а меня нет! Потом руководство сменилось… Только запрещая, иногда, напротив, привлекают больше внимания.

* * *

– Лена, ты можешь одновременно писать для детей и взрослых? – спросила Инна.

– Не могу сдваивать, я слишком глубоко погружаюсь в выбранную тему. Она постоянно прокручивается в моей голове, рождая многочисленные мысли. Даже во сне. Когда я пишу о взрослых, то с трудом перестраиваюсь даже на беседы с детьми. И за другой сюжет не могу браться, пока с первым не разделаюсь полностью. А вот о детях для взрослых – могу. Подобные вкрапления для меня не редки.

– Я в школьные годы не догадывалась, что ты тяготеешь к литературе больше, чем кто бы то ни было из нас. Твои рассказы я воспринимала как нормальный естественный треп. Не вникала в них. А твою задумчивость приравнивала к печали.

– Во мне не видели этой любви даже те, кому по профессии положено было замечать, – усмехнулась Лена.

Лена вздрогнула от неожиданно прозвучавшего в тишине голоса Жанны. (Она все это время не спала?)

– Бог говорит с нами, в основном, через судьбы близких нам людей. – Жанна попыталась развить свое суждение, произнесенное ранее. Ей хотелось поговорить о богословии, о том, что ее трогало. Но она опять не получила поддержки и тогда коснулась темы, интересующей всех присутствующих.

– В четырнадцать лет без поддержки отстоять свое писательское кредо было бы нереально, – сочувственно заметила она.

– Вы таки будете смеяться, но в детстве я начинала пописывать стишки после того, как меня поразила одна строчка: «Ночь обложила небо звездной данью». Я даже в областную газету их посылала, но скоро поняла, что бесталанна, – с трогательным смущением поведала Аня. И вдруг смешно раздвинув седеющие брови, и растеряно захлопав белесыми ресницами, рассмеялась так искренне и заразительно, что Инна подумала удивленно: «Неужели над собой, над своей наивностью?» И все равно не удержалась от того, чтобы ни подразнить Аню:

– И тут ты в пролете. А я-то надеялась на великие тебе почести, представляла, как тебе будут рукоплескать огромные аудитории.

– Неуемное у тебя воображение. Мне это не грозит.

– Не могу противиться приятным желаниям.

– Это обнадеживает, – не осталась в долгу Аня, делая вид, будто не поняла шпилек.