– «Может, поэтому у нас на выборах, так мал процент желающих участвовать в голосовании? Я-то всегда был в первых рядах. Не роптал все годы, пока меня отвергали, хотя часто было невмоготу. Я же не пресмыкался, я с уважением и к ним, и к себе… Их законное право насмехаться и пренебрегать нами? Помню, вышла ко мне одна чиновница, а за нею целый выводок… хвост заместителей. Человек десять нахлебников. Произвести впечатление хотела?
Чиновники хотят, чтобы мы притворялись, будто видим мир таким же, как его видят они, будто бы мы верим им? Хотят, чтобы мы оправдывали их существование, хвалили их за то, что они нам не помогают, а только создают видимость работы? А тех, которые пытаются возникать, строго наказывают, закрывая им все дороги к развитию. Это же подлог нормальной жизни! И такое происходит во всем мире. Я читал. Но я верил, что у нас по-другому. Иногда у меня складывается впечатление, что нами командуют люди ничем не умнее нас, но зато хитрее и прекрасно ориентирующиеся в чиновничьей кухне, в интригах. Карьеристы. Мне в этой связи гениальный компьютерщик Китов вспомнился. На пятьдесят лет чинуши эту отрасль отбросили назад… Чиновничья элита зажимает все, что не дает ей личной выгоды. Проще ничего не делать, чем бороться с ними».
«Жить подлецами и мздоимцами им не стыдно, узнанными быть обидно и страшно», – в ответ проехалась я по чиновникам.
«Чиновники живут за счет народа, значит, в нем нуждаются. И как получается, что они берут над нами верх? И государственная машина работает только на них».
Он говорил искренне, словно внезапно почувствовал ясность, будто прозрел, но… так полностью и не осознал. Он был похож на внезапно посреди ночи разбуженного обиженного подростка.
– Прорвало тебя, Жанна, однако, – удивленно покрутила головой Инна.
– Я попыталась его успокоить, мол, многим помогают, это тебе не повезло. Один чиновник обидел – и уж весь мир тебе нехорош? Плохая привычка по любому поводу говорить «все», «всегда», «никогда». Если бы чиновники не работали, всё в стране встало бы. Не получилось у меня успокоить. Своя боль сильнее… Конечно, я ему сочувствовала. Отказываться от борьбы, не иметь возможности творить для своего поколения? Это страшное преступление перед собой, людьми и перед Богом, – добавила Жанна.
– Твоему поэту легче жилось, если бы его самолюбие было сильнее честолюбия. Шучу. Подсказать, как сохранить хорошие отношения с властью, с начальством? Только независимостью. Когда человек ничего не просит, он независим и горд! Только при этом условии он не насилует себя и позволяет себе быть самим собой, – твердо сказала Инна. – Помнишь пушкинского рыбака? Что старик сказал золотой рыбке? «Ничего мне от тебя не надо». Он свободу и независимость больше всего ценил. Для меня в этом смысле примером является Лена. И моральные силы она черпает только в своем внутреннем мире.
Она взглянула на подругу. На лице Лены сохранялось выражение спокойно спящего человека.
– Завидую ей. Она сильный, уверенный человек, – сказала Аня. – Я сама не раз прорывалась к чиновникам и часто меня жестко с угрозами унижали даже их гиены-секретарши. Они были настолько мнительны и самолюбивы, что не терпели малейшего возражения, даже намека на противоречие, будто видели в нем угрозу своему «высокому» положению. Незамедлительно «наказывали». Я говорила им правду в лицо, а они смотрели на меня как на реликтовое чудо, как на дуру, вспомнившую о существовавшей где-то и когда-то правде, – созналась Аня.
– О чем ты спорила с секретарями, чем зацепляла так, что они на тебя «Полкана спускали»? Приведи свежий пример.
– Решила я совсем недавно пойти на прием к крупному чиновнику. Звоню секретарю, чтобы записала. А она мне жестко отвечает, что запись в среду с утра. Прихожу заранее, к половине девятого, чтобы не быть в списке последней. А мне вахтер говорит, что не имеет смысла ждать секретаря, потому как он уже занес в предварительный список двадцать фамилий. Я попросила записать меня на следующий месяц, но получила в ответ: «Не положено». «Кем? – спрашиваю. – Покажите подтверждающий документ». Вахтер рассердился и указал мне на толпу в холле: «Люди приехали со всей области и уже с шести часов утра под дверью на улице стояли, а вы только пришли и права качаете». Появилась секретарь, надменная суровая дама. Я к ней. Почему, спрашиваю, вы заставляете людей все утро мерзнуть на морозе? Мы с вами не в девятнадцатом веке живем. Глядя на толпу просителей я вспоминаю «Вот парадный подъезд…» Некрасова. Очень похожая картина. Теперь у всех есть телефоны, интернет, а вы по старинке работаете. Это не прибавляет ни вам, ни руководству уважения».