Любовь-морковь и третий лишний

Затем, тяжело ступая, она исчезла в подъезде. Варвара Михайловна прислонилась к стене. «Чаво примоталася»! Все понятно, у Ожешко прогрессирующий маразм, никогда раньше Альбина, интеллигентная женщина, не разговаривала подобным образом. Впрочем, метаморфоза, произошедшая со старой знакомой, не удивила Варвару.

Не так давно она стала свидетельницей гибели личности одной своей подруги, у той развился синильный психоз, и очень быстро энциклопедически образованная преподавательница превратилась в некое подобие людоедки Эллочки со словарным запасом в несколько слов, откуда ни возмись в речи кандидата наук появились дикие выражения типа «могет, слыхали» или «ихнее дело не мои забавки». Никто с наступлением старости не застрахован от личностных изменений.

Перекрестившись и сказав про себя: «Господи, лучше уж под трамвай попасть, чем такой стать», Варвара Михайловна отправилась по своим делам, встреча с Альбиной не шла у нее из головы. Надо было что-то делать, но вечером в гости прибежала заплаканная невестка с ошеломляющей новостью: внучка Варвары Михайловны беременна и собирается выходить замуж.

Сами понимаете, что из головы бабушки вмиг вымело все посторонние мысли, она начисто забыла про Альбину Фелицатовну.

Весной Варвара, возвращаясь домой от внучки, составляла в уме список необходимого для младенца приданого. У своего подъезда пожилая дама наткнулась на квадратный приземистый автобусик серого цвета, без окон, на боках машины был нарисован красный крест.

Варвара Михайловна замерла, а потом решила подойти к шоферу и поинтересоваться, в какую квартиру вызвали врачей. Не успела любопытная, простите за каламбур, Варвара приблизиться к водителю, как из подъезда вышли санитары.

Пожилая дама закрестилась, крепкие парни в темно-синих комбинезонах тащили носилки, на которых покоился черный пластиковый мешок. Лица работников труповозки закрывали респираторы, сзади брел мальчишка в милицейской форме, лицо его было серым, словно газетная бумага.

Парни ловко впихнули свою ношу внутрь фургона, и труповозка покатилась прочь. Молоденький участковый привалился к стене дома.

– Тебе плохо? – кинулась к нему Варвара. – На, водички глотни, всегда в сумке бутылочку ношу.

– Спасибо, бабушка, – прошептал юнец и начал жадно глотать жидкость.

– Что случилось? – стала расспрашивать его Варвара.

– Соседка у вас померла, из тридцать второй, – еле-еле выдавил милиционер, – одинокая! Ну и запах там стоит, она вся разложилась, черви ползают!

Варвара побелела, а мальчишка наклонился над газоном и начал издавать булькающие звуки…

– Во как, – горько вздохнула сейчас моя собеседница, – плохо жила, ужасно умерла, не дай господи подобную смерть. Кошмар!

Я вздрогнула, но ничего не сказала.

– Квартира некоторое время пустовала, – продолжала Варвара Михайловна, – опечатанная, ну а потом из нее коммуналку сделали. Большую квартиру двум семьям дали, уж и не знаю, почему организация, которой принадлежит жилплощадь, так ею распорядилась, просто безобразие. Теперь там живет молодая пара, вполне приличная, но провинциалы, не москвичи, а у них в соседях мужчина, он тоже вначале вполне достойным казался, но потом стало ясно: отвратительная личность, и тоже не имеет столичных корней. Впрочем, я должна отметить справедливости ради, что из наших жильцов не все родились в Москве, однако являются интеллигентными людьми. Вот, например, семья Липкиных! Анна Витальевна…

И Варвара Михайловна принялась с горящими глазами рассказывать совершенно ненужные мне сведения о незнакомых Липкиных.

– Простите, – перебила я ее, – телефона Насти у вас, конечно, нет.

– Какой Насти? – изумленно заморгала Варвара Михайловна, уже с головой окунувшаяся в семейную историю Липкиных.

– Женщины, которая служила у Альбины в няньках.

Варвара Михайловна почесала кончик носа.

– Как не быть! Имеется в старой книжке. Понимаете, я ведь исполняла обязанности председателя домкома, а в прежние времена в доме порядок царил.