Любовь на краешке луны

— Прошлого не поправить, ma cherie, — негромко сказала мадам де Гокур. — Но если вы с братом сумеете погасить вражду, то наверняка сумеете порадовать этих людей перед смертью.

— Радовать их? — возмутилась Канеда. — Я ненавижу этих людей, и Гарри тоже их ненавидит! Но я придумала, как заставить их раскаяться и устыдиться за содеянное.

Мадам де Гокур опустила лорнет и с изумлением посмотрела на Канеду.

— О чем вы, моя милая? — спросила она. — Что вы предлагаете?

— Прежде всего, — сказала Канеда, — я хочу, чтобы вы ответили мне, почему они пишут нам именно в данный момент, если при этом не учитывать, что Гарри приобрел некоторое влияние в Англии.

Уловив явное смятение собеседницы, Канеда настойчиво произнесла:

— Я хочу слышать правду, мадам. Я чувствую, что за этим письмом кроется кое-что, и хочу все понять.

— Конечно, я не могу быть полностью уверена, — спустя мгновение неторопливо сказала мадам, — но поговаривают, будто в Дордони дела идут плохо.

— Какие дела?

— Во-первых, случился неурожай, и друзья мои утверждают, что местная пшеница не способна конкурировать с дешевой, привезенной из Америки и сбившей цену на зерно во всей Франции.

Она смолкла, и Канеда, всматривавшаяся в ее лицо, спросила:.

— А еще?

Ей вдруг показалось, что мадам де Гокур просто не желает раскрывать всю правду. Однако ответ не заставил себя долго ждать.

— Говорят — хотя пока это всего лишь слух, — что в их краях свирепствует филлоксера9.

— Филлоксера! — воскликнула Канеда.

Она б не была настоящей дочерью своей матери, если бы не знала кое-чего о том, как выращивают виноград; в иные дни Клементина де Бантом успевала соприкоснуться с важным для всей Франции производством.

Джеральд Лэнг высоко ценил французские вина и научил своих детей разбираться в них, а мать объяснила им, что самые знаменитые происходят из Дордони.

Филлоксера, как было известно Канеде, представляла собой величайшее несчастье, способное обрушиться на виноградник; мошка эта вызывала не меньший страх, чем чума.

Болезнь завезли из Америки с зараженными саженцами в начале 1860-х годов.

Клементина Лэнг прочла о случившемся в газетах, и членам ее семьи нетрудно было понять, насколько трагично она воспринимает ситуацию.

Суть происходящего объясняли ей французские газеты, получаемые от друзей-англичан, посещавших Францию, и от французов, знавших, как она ценит подобные знаки внимания.

Пораженные филлоксерой лозы сбрасывали листву и погибали; ну а совсем недавно было сделано открытие, что тля поражает и корни.

Самым ужасным являлось то, что, когда погибшие растения выкапывали, насекомые успевали перебраться на другие, пока еще без всяких признаков заражения.

— Это очень, очень опасное заболевание винограда, — сказала ей мать, обобщив прочитанную информацию.

— Что нам с того? — с горечью произнес отец. — Ведь мы лишены возможности увидеть эти лозы. Впрочем, по милости Господней в Англии еще хватает доброго бургундского и кларета.

Клементина тогда ничего не сказала, но Канеда, отлично понимавшая мать, заметила, что та — при всей нелепости подобной патетики после долгих лет изгнания — до сих пор волнуется за достояние своей семьи, за виноградники, на которых оно зиждилось.

Втайне Канеда подумывала, что, познав бедность, как ее мать и отец, родственники кое-что поймут; и вот сейчас слова мадам де Гокур подтверждали, что именно так и случилось.

— Вы хотите сказать, — возвысив голос, сказала Канеда, — что надменный граф де Бантом, мой дед, нуждается в нашей с Гарри помощи, чтобы вывести в свет своих внуков?

— Я вполне понимаю вашу обиду, Канеда, — негромко произнесла мадам де Гокур, — и помню, как страдала ваша мать оттого, что была разлучена со своими родственниками. У нас во Франции принято держаться своих, и семья означает многое для каждого из нас.

Чуточку помедлив, она продолжала:

— Хотя я и не знала более счастливой в браке женщины, нежели ваша мать, все-таки иногда мне казалось, что часть ее души тоскует по родителям, братьям и сестрам и, конечно, по их детям; они в какой-то степени и ваши родственники.

Она вновь умолкла.

— Де Бантомы — род многочисленный, и, я думаю, они понравятся вам, а вы им.

— Они увидят во мне лишь ангела мести, — пообещала Канеда, — и для осуществления моих планов мне понадобится ваша помощь, миледи.

— Моя помощь? — удивилась мадам де Гокур.

— Все очень просто. Я хочу, чтобы вы посетили Францию вместе со мной.

Внезапный огонек, вспыхнувший в глазах француженки, означал, что отказа не будет.

— Мадам, — добавила Канеда, — я намерена преподать урок не только де Бантомам, но — если удастся — герцогу де Сомаку… да такой, чтобы навсегда запомнил.

Глава 2

Под раздутыми ветром парусами «Чайка» неторопливо направлялась в порт Сен-Казера.

Канеда была на палубе с самого рассвета, когда они проходили остров Бепь-Иль.

Она ощущала такое волнение, что буквально не могла уснуть после отплытия из Фолкстона, где покойный граф держал у причала свою яхту, чтобы в любое время можно было переправиться через Канал (Английский канал (у нас чаще называется проливом Ла-Манш).