Любовь на краю света

Он чувствовал, когда я была рядом или в одной комнате с ним, и постоянно грубил мне. Он поставил барьер между мной и собой. Он не говорил мне ни единого слова. Он игнорировал меня. За исключением совместных обедов и занятий в бассейне он старался не попадаться мне на глаза. Он как будто специально прятался от меня. Он бегал вокруг озера так, как если бы его преследовала стая голодных волков. И затем исчезал в лесу. Выезжал ли он с Виктором, я не знала. Но, наверное, это было так.

— Что я тебе сделала? — спросила я его после особенно молчаливого занятия по плаванию.

— Ничего, — холодно заметил он и вышел.

Больше всего мне хотелось бежать за ним и бить его кулаками по спине. До тех пор, пока он наконец не примет меня.

Мое поведение начало медленно меняться. Я требовала ответа, хотела знать, почему он вел себя так. Я начала преследовать его, как сталкер. И поняла, что не устаю наблюдать за ним. Ловко, как ягуар, передвигался он по этому старому дому, будто сливаясь с ним, становясь одним из предметов, вступая в немой диалог со стенами. Я не могла насмотреться на него. Что-то случилось со мной тогда, когда я увидела его вместе с лисой, что-то, что не принесло мне счастья. Хотя он вел себя отталкивающе, мое сердце начинало биться чаще всякий раз, когда я видела его и даже когда я только думала о нем. Я не хотела, но это случилось, и я ничего не могла поделать.

Я ненавидела себя за то, что кинулась за ним вдогонку, как капризный ребенок, который хотел, чтобы мама купила ему леденец. Я ненавидела себя за то, что я была такой впечатлительной, но я увидела его счастливое лицо и с этого момента поняла, что в нем есть нечто такое, что он скрывал от посторонних взоров. Я хотела бы знать, что происходит у него внутри и каким он был на самом деле. Вместе с тем меня раздражало, что я не могла сказать ему со всей прямотой в лицо, что он не может так неуважительно обращаться со мной, что этим он ранит меня и что мне, вообще, нет никакой нужды в том, чтобы учить его плаванию. И больше всего я ненавидела себя за то, что я не могла насладиться завоеванной свободой. Я хотела освободиться от своих родителей, поэтому я была здесь. Но вместо того чтобы радоваться, я преследовала упрямого слепого, который ничего не хотел знать обо мне. Меня съедали угрызения совести, поскольку я не могла подавить мысли о страданиях родителей. Здесь было хорошо, но мне их все же не хватало. Я чувствовала себя одиноко. Одиноко, как гигантская скала, с которой я сближалась все больше и больше. Мне хотелось узнать, что было за ней, но я никогда не смогла бы преодолеть эту глыбу из камней и щебня. Скорее можно сломать зубы и свернуть шею, чем попасть на нее. Единственно приятным в этом гиганте была длинная тень, которую он отбрасывал после полудня.

— Вас что-то беспокоит? — спросил меня Ансельм, выходя из сада с пучком травы в руках и прерывая мои размышления на веранде.

— Нет, — сказала я, громко рассмеялась и покачала головой.

— Я обратил внимание, что в течение некоторого времени вы сидите здесь в глубоких раздумьях. Возможно, вы хотите поговорить?..

Конечно, я хотела поговорить, но что-то удерживало меня от того, чтобы излить перед Ансельмом душу. В нем было нечто отталкивающее.

— Вы уверены, что не хотите поговорить? — спросил Ансельм еще раз.

— Абсолютно… Все в порядке.

Улыбаясь, я стала спускаться по лестнице и прошлась вокруг дома, может быть, при этом даже что-то насвистывая. Потом я упала в траву, радуясь, что не открыла свое сердце Ансельму, который хотел вытянуть из меня информацию. Гораздо больше меня интересовало, где была комната Ноя. Я так ни разу и не видела ее. Казалось, он сливался с домом, как только входил в него.

Он пользовался разными входами, разными лестницами, как будто желая спрятаться от меня. Я старалась следовать за ним, но он, казалось, необъяснимым образом растворялся в воздухе. Я ходила по дому под скрип половиц. Проходила одну спальную комнату за другой. Большинство кроватей не были убраны. Здесь были большие и маленькие спальни, но все они имели выход на балкон.