— Нет, я не видел, — сказал он резко. — Я ничего не могу видеть, если ты опять забыла!
— Откуда ты знаешь, что это была могила?
— Закрой глаза, — сказал он.
— Что?
— Ты поняла меня. Давай закрой глаза.
Я закрыла глаза и услышала, как он двигается рядом со мной. Он взял что-то с земли, нащупал мою руку и положил в нее небольшой камень. От его мягкого прикосновения по моей коже побежали мурашки.
— Ты знаешь, что это? — спросил он.
— Камень. Что же еще.
— Откуда ты знаешь, что это камень, ведь ты не видела его?
— Но гроб это нечто совершенно другое.
От холода я потерла руки. Камень по-прежнему был у меня.
— Я не вижу другого варианта, кроме того, что это была могила.
— Где же эта могила?
Мне нужно было увидеть все своими глазами, и тогда я, наверное, смогла бы как-нибудь его вразумить.
— Она исчезла, после того как я ее нашел… Я никому не рассказывал о своем открытии, но так или иначе они узнали о нем. — Он спокойно вздохнул. — Но ты не веришь мне!.. Короче, я хотел, чтобы с тобой не случилось того же, что с другими. Но все пошло не так, как мне хотелось. Уже слишком поздно. В первые несколько дней тебе, возможно, удалось бы еще уговорить Виктора отвезти тебя назад, — сказал он тихо. — Но теперь они уже не отпустят тебя. Ты слишком много знаешь об этом месте. Ты можешь рассказать о нем кому-то. Ты можешь сообщить, что я здесь в ловушке. И тогда сюда придут люди от власти или еще кто-то. А они этого не хотят…
Я ничего не понимала, но слушала.
— Теперь они будут стараться удержать тебя всеми возможными способами, а в случае, если все же ты захочешь уйти, сестра Фиделис предъявит договор, который ты подписала.
«Вы подписали пункт о молчании». Эти слова сестры Фиделис, как стрела, пронеслись в моем сознании.
— В тот момент, когда ты поймешь, что здесь не все чисто, и будешь задавать слишком много вопросов, будет поздно, и они постараются сделать так, чтобы ты незаметно исчезла, поскольку тебе больше нечего будет делать ни по эту, ни по ту сторону мира…
Ной выбросил листок.
— Наверное, ты не видела договор и приписку мелким шрифтом в нем, это известно только Ирине Павловой.
— Откуда ты знаешь?..
Он ничего не ответил.
Я зажевала щеку, обдумывая то, что узнала.
— Ирина подписала контракт, в котором указано, что невыполнение договора будет иметь плачевные последствия. Во всяком случае, раньше так было каждый раз. Со всеми, кто здесь был, случалась беда. Плата исключительно высока. Вероятно, настоящая фрау Павлова испытывает нужду и поэтому выбрала эту участь. Сестра Фиделис сказала, что ее не пришлось долго уговаривать. Ты знала, что она из Украины?
Я покачала головой.
— Как же тебя зовут? — спросил он.
— Марлен, — сказала я безропотно, чувствуя себя голой, больной и окруженной со всех сторон взглядами, и мне даже стало немного легче. По крайней мере, Ною больше ничего не нужно было объяснять, и он наверняка не выдаст меня сестре Фиделис.
— А как?..
— Я увидела красный чемодан у вокзала… было любопытно… захотелось непременно узнать, что внутри… а потом появился ты.
О двойном дне я ничего не сказала. Видимо, Ной сам смог это понять.
— И теперь ты не знаешь, что тебе со мной делать.
Это был не вопрос.
— Ты ничего не можешь сделать, — заключил он. — Но вместе мы можем что-то предпринять… Об этом я и хотел поговорить с тобой.
17
Ной сглотнул и выпрямился. Ему стоило больших усилий сказать:
— Я хочу чтобы ты помогла мне убежать отсюда.
— Почему ты не попросишь Виктора? — сказала я спокойно, не подумав.
— Марлен. — То, что он произнес мое имя, заставило меня насторожиться и занервничать. Его голос звучал проникновенно, почти жалостливо. — Не оставляйте меня. Я здесь как в тюрьме.
Казалось, в моем горле собрался ком. Что он сказал?
— Но я видела, как ты с Виктором возвращался на джипе.
— Я уже много лет не ездил в джипе, — сказал Ной.
— Но… — Я начала размышлять — я услышала звуки джипа и захлопывающихся дверей автомобиля; затем Ной вышел из леса и прошел через ворота, за ним Виктор с пакетом покупок — все это, строго говоря, никак не доказывает, что Ной ездил вместе с Виктором, как я думала.
— Ты никогда нигде не был? — спросила я тихо.
Моя агрессия исчезла быстро, как хищная птица, страшная тень которой лунной ночью скользит по темной глади озера.
— Пару раз, — сказал он. — Первый выезд, который я могу вспомнить, случился, когда мне было пять лет. До этого я долго терроризировал сестру Фиделис и отказывался от всего до тех пор, пока она не выполнила мое самое заветное желание.
— Когда тебе было пять лет?
Я все еще была не в состоянии поверить в то, что он говорил, и только эхо его слов доносилось до меня.
Он продолжил свой рассказ: