Любовь на краю света

Красный чемодан сделал из меня другого человека. Моя бабушка могла бы мной гордиться. Моя бабушка. Она владела небольшим театром, в который со всего мира стекались художники, комедианты, акробаты, музыканты и певцы, которые охотно носили экстравагантные наряды. Так же как и моя бабушка, которая всегда крепко держала театр в руках и как хозяйка была величайшим художником из всех них. «Я не могу понять, как люди выходят из дома, не подумав, что надеть. Возможно, именно сегодня вы встретите свою судьбу». Она не имела в виду, что нужно быть особенно красивой, ей понравилось бы, даже если бы я явилась в резиновых сапогах или в гидрокостюме, самым главным для нее было умение держать себя. «Если ты в поношенных спортивных штанах, не прячься, а иди навстречу миру с высоко поднятой головой. Навстречу ему!» Я чувствовала, как сильно мне не хватает ее и наших долгих бесед на философские темы. С тех пор как я видела ее в последний раз, она приходила ко мне, словно из вечности. Эта встреча была не столь уж хорошей, поскольку опять случилось что-то незапланированное. Что-то, похожее на то, что происходило с бабушкой. Скандалы. Сенсации. Банкротства. Грандиозные успехи. В ее маленьком театре происходили безумные вещи: ей приходилось бороться с депрессивными клоунами, эгоцентрическими дивами, актерами-алкоголиками и ненадежными техниками. Она все время была очень занята и чаще всего до утра стояла за барной стойкой или сама играла что-нибудь на фортепиано: в молодые годы моя бабушка была востребованной пианисткой. Я тосковала по ней, и, как только это приключение закончилось, я хотела бы поговорить с ней, все ей рассказать, позволить ей отвести меня в самый модный ресторан, здесь – в мексиканский, там – в суши-бар, отведать лучшей пиццы в городе. Все ее узнают и приветствуют, слева и справа сыплются поцелуи, предназначенные ей, моей бабушке, лучшей из всех.

Улыбаясь, я вышла из комнаты и поняла, что двигаюсь совсем иначе, чем в джинсах, старой рубашке и простой обуви. Как кронпринцесса, которую с нетерпением ожидают поклонники, я спустилась по лестнице.

– Вот вы где. – Я увидела не поклонников, а сестру Фиделис. Беркут парил над ней. – Мы ждали вас. Ной уже не может дождаться момента встречи с вами.

Напольные часы пробили. Стены еле слышно вздыхали. Я опоздала на четверть часа.

– Извините, я не заметила времени.

– Ничего, моя дорогая. Следуйте за мной.

В столовой было восемь углов с окнами. Вечернее солнце окрасило деревянные стены золотым светом. Печь выглядела теперь почти как алтарь. Она была очень большая, белоснежная, на плитке были изображены головы животных, должно быть барашков, которые выглядели как маски с рогами чертей. Я вздрогнула. Мне показалось, что одна из этих масок показала мне язык. Все это не от слишком горячего душа, а скорее от моего волнения.

В центре стоял круглый стол с подсвечником, накрытый, как в фешенебельном ресторане. Для трех человек – монахини, ребенка и меня. И по-прежнему никаких признаков родителей.

Утром я скажу им правду. Завтра я уеду.

5

Когда я собралась вставать, заскрипел паркет. У меня было чувство, подобное тому, которое возникает при вспышке яркого света, когда в комнату вошел самый красивый молодой человек из всех, кого я когда-либо видела. Он был примерно того же возраста, что и я, но на полголовы выше и обладал идеальным телом. Его длинные темные, с синим оттенком, волосы влажно блестели. Наверное, он только что вышел из душа. Но самое красивое, что в нем было, – это большие глаза с длинными ресницами. Они сияли, словно темно-синие сапфиры бриллиантовой огранки.

– Ной, это госпожа Павлова.

Сестра Фиделис дотронулась до его плеча. Он протянул мне свою руку.

– Ирина… пожалуйста, – добавила я и как будто ощутила удар тока. Я быстро отпустила его руку.

– Я рад, – сказал он недружелюбно и сел, не обращая на меня никакого внимания.

Шелковый шарф и макияж спасали меня. Нет, это не ребенок-кошмар. Это избалованный и высокомерный красавчик.

– Присаживайтесь, Ирина, – сказала мне дружелюбным голосом сестра Фиделис.

– Конечно… конечно.

Я чуть не села мимо стула прямо на пол. Украдкой я взглянула на Ноя, который смотрел в сторону. Я повернулась и посмотрела в том же направлении. Что там было интересного? Ничего, кроме мотылька, порхавшего около шторы. Что этот юноша делал здесь, на краю света, с монашкой в этом странном доме, наполненном мертвыми животными? Сейчас он играл с серебряной вилкой и не удостоил меня ни единым взглядом. Вероятно, он чувствовал себя в чем-то выше. И кто здесь должен давать уроки плавания? Все это, наверно, было дурной шуткой. Во всяком случае для меня.