Любовь на Рождество

— Да, это был худший разговор в моей жизни. Он спросил меня, одновременно указав на мой вес. — Как только слова слетают с языка, я хочу взять их обратно. Зачем я это вообще сказала? Простого «да» было бы достаточно. Нокс крепче сжимает руль, костяшки его пальцев белеют.

— Это…

— Я имею в виду, не уверена, оскорблял ли он меня или делал комплимент. — Я обрываю его.

— Не защищай его. — Он пережевывает слова и выплевывает их, как битое стекло.

— Ох, сахарное печенье! — Это любимое ругательство моей бабушки, и я использую его тоже. Мне нужно замолчать, потому что да, я в некотором смысле защищала своего босса, но это было не то, что я пыталась сделать. Не хотела заводить неловкий разговор о своем весе с Ноксом. Мне не нужны пустые комплименты. На самом деле, я вообще не хочу говорить о своем теле с Ноксом, и точка. Этот мужчина всегда был подтянутым. Может, он и не занимается спортом так, как в старших классах, но он явно все еще посещает тренажерный зал. Это видно даже через его пальто.

— Я разберусь, — бормочет он, и в машине становится тихо впервые с тех пор, как я села.

— Я прекрасно могу постоять за себя. — Я вздергиваю подбородок, хотя и не упоминаю, что справилась с этим, сбежав. Вернувшись домой. Кроме того, как, черт возьми, он собирается с этим разобраться? Что это вообще значит? Я не утруждаю себя расспросами, не желая возвращаться к разговору. Лучше оставить все как есть.

— Прости, — говорит он, когда мы, наконец, подъезжаем к гигантскому знаку «Добро пожаловать в Оленью долину». Он освещен, как рождественская елка. Так было всегда, независимо от времени года. Он ослабляет свою смертельную хватку на руле, чтобы положить одну из своих рук поверх моей, не давая мне сжать их вместе. — Я не хотел на тебя огрызаться.

— Все правда в порядке. — Я не могу решить, должна ли убрать руки, оттолкнуть его руку или просто смотреть вниз, туда, где он прикасается ко мне.

— Сейчас нет, но со временем будет. — Он на мгновение отрывает взгляд от дороги, чтобы встретиться со мной взглядом.

На секунду я перенеслась в свой первый год в старшей школе. Это был первый раз, когда я по-настоящему обратила внимание на Нокса. Я столкнулась с ним прямо в коридоре. В первый день я чуть не упала на задницу, но он поймал меня и спас от позора. Он не только поймал меня, но и крепко прижал к себе. Прикосновение к нему — быть в его объятиях — подарило мне столько чувств, которых я никогда раньше не испытывала. Как будто у меня в мозгу произошло короткое замыкание.

Иногда, однако, кажется, что я придумала этот момент. Помню, как он крепче прижал меня к себе, когда очень долго смотрел мне в глаза, прежде чем его взгляд опустился к моим губам. Я была уверена, что он собирался поцеловать меня.

Пока Нора Макгвайр не сунула свой фальшивый нос. Она, конечно, набросилась на меня и подколола мой вес. В то время она была старшеклассницей и была влюблена в Нокса. Как и все девушки в городе, у которых есть глаза. Я уже много лет не вспоминала о Норе. Фу. Не могу дождаться, когда встречу ее задницу.

Странное чувство потери наполняет меня, когда он снова обращает свое внимание на дорогу, но оставляет свою руку поверх моей. Я медленно освобождаюсь из его цепких пальцев. Он бросает на меня косой взгляд, но позволяет своей ладони опуститься мне на бедро. Что ж, я не продумала это до конца, не так ли? Мои щеки горят, и я не могу не чувствовать тепло его руки, просачивающееся сквозь мои леггинсы.

— Можешь отвезти меня прямо в пекарню? — спрашиваю я, когда он сворачивает на Мэйн-стрит. — Думаю, бабушке нужна моя помощь как можно скорее.

— Могу отвезти тебя, куда захочешь.

На самом деле, не думаю, что есть место где-то еще в мире, где я предпочла бы быть прямо сейчас, кроме как здесь. Но я этого не говорю. Я не должна даже думать об этом. Я должна хлопнуть по руке, которая едва заметно разминает мое бедро.

В отчаянной попытке отвлечься от этого затруднительного положения я перехожу к одной из своих любимых тем — еде.

— Нужно будет зайти в закусочную «Сноурайз». Купить немного картошки фри с трюфельным сыром.

— Разве этого нет в большом городе?

— Есть, но в этом поддельном трюфельном масле, которое они кладут в сырный соус, и ты потом макаешь, есть что-то такое, с чем никто другой не сравнится, — признаю я со смехом. Я думаю, что больше всего на свете, когда бы ни пыталась заказать картофель фри с трюфелями где-нибудь еще, это только вызывало у меня тоску по дому.

— Давай я заброшу тебя и заеду за картошкой?

— Правда?

Он подъезжает к фасаду пекарни.

— Да. — Он сжимает мое бедро, прежде чем, наконец, отпускает меня. Это глупо, но я хочу вернуть его руку. И, может быть… может быть, я хочу почувствовать ее в других местах? Нет! Нет, Руби. Этого не произойдет. Особенно с Ноксом.

Он выпрыгивает из машины, обходит ее и открывает для меня дверцу со стороны пассажира. Он снова протягивает мне руку. Я беру ее. Он вытаскивает меня, но с некоторой силой, заставляя соскользнуть вперед прямо на него.

— Я уже не тот мальчик, которым был в старшей школе, Руби.