Любовь на руинах

Не понимая еще, что делая это, подтверждаю ее слова. Не раздумывая, зачем и почему, дернул за руку, так чтобы, без вариантов, ко мне шагнула. Она, не ожидавшая, просто упала в мои руки. Не думая о последствиях, обхватил ее лицо ладонями и прижался к губам.

Ничего больше… Просто прикоснулся. Просто почувствовал ее горячие губы, ее влажное дыхание, вдохнул, вобрал в себя ее испуг и ощутил, как вздрогнула, обмякла, неожиданно задрожала. Должен был остановиться, отодвинуться, оттолкнуться, и не смог. Языком ворвался в ее рот, коснулся ее языка и…. ну и сволочь же ты, Дорофеев! Она же именно о таком отношении и говорила, о том, что мужики вот так вот, потребительски к женщинам относятся.

Протрезвел, очнулся, с ужасом понимая, что руки мои уже на ее ягодицах, что плотно прижимают их к болезненно напрягшимуся члену.

— Зоя, прости. Я не знаю, что на меня нашло.

Хотел отодвинуться, чтобы позволить ей сбежать, уйти. Знал, что именно она сейчас скажет. То, что я ничем не лучше подонка Странника, еще утром пытавшегося сделать с ней то же самое. Но она вместо того, чтобы бежать в дом, придвинулась ко мне снова. Так же, как я несколько минут назад, ладошками обвила мое лицо и поцеловала… сама!

Тонкие длинные холодные пальчики нежно поглаживали лицо, так ласково, так близко… как будто не было ничего более естественного, чем этот поцелуй. Всем телом своим ощущал ее нерешительность и одновременно желание, как если бы она боролась с собой и проигрывала. Она кружила своим язычком по моим губам, боялась проникнуть внутрь и тем самым делала мое состояние невыносимым. В мыслях только одно — глупая фраза: "Ну, давай же!" И нет… придется помочь ей, обнять снова, только теперь уже еще крепче, еще ближе, еще отчаяннее.

Я потом подумаю о том, что поступаю плохо. О том, что неправильно, нельзя, недостойно… Я потом попрошу ее простить и забыть. А сейчас…

— Сумасшествие какое-то… безумие… Слава… у меня голова кружится, — шепчет куда-то в шею и по голосу слышно — улыбается. — Ещё хочу…

Не могу отказать. Целую шею, целую мочку ушка — нежную сладкую кожу. Стаскиваю уродливую шапку, скрывающую ее солнечные волосы. Вдыхаю их запах и чувствую в точности то же самое, что только что озвучила она…

И только неприятная отрезвляющая мысль о том, что прошлой ночью она скорее всего точно также как со мной сейчас, целовалась со Слепым, приводит меня наконец-то в чувство. Выдыхаю через сжатые зубы, отстраняюсь и со странным удовольствием вижу, как она тянется следом. С огромным трудом удерживаю себя от того, чтобы не шагнуть к ней снова. Что за наваждение? Это. Чужая. Женщина. Ничем не лучше Наташки — она готова спать с каждым, кто что-либо может ей дать!

Хотя, ведь, говорит она совсем обратное. И ведет себя так… независимо, именно так, как считает нужным. Женщины, подобные Наталье, предпочитают соглашаться и подчиняться мужчине. И разве ее вина в том, что злость на поступки и слова, ярость из-за ее непослушания заставили меня буквально накинуться на Рыжую, как голодного зверя на желанную добычу?

Как бы в подтверждение моих мыслей, где-то совсем рядом, за воротами раздался пронзительный вой, а за моей спиной голос Ивана:

— Вы бы шли в дом. Ночью здесь опасно. А с машиной ничего не случится — у нас, как темнеет, так все воры в норы забиваются.

Рыжая обошла меня и спросила хозяина:

— А это у вас баня, да? И вода там есть?

— Баня. Топил сегодня. Думал, зуб свой прогреть, чтобы болеть перестал. Только остыла она уже. А вода… ну есть, конечно. В баке.

Она нерешительно обернулась на меня, но все же сказала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — А можно мне… можно я воспользуюсь?

— Доктор, для тебя — что угодно! Я сейчас растоплю — немного прогрею. Только ты уж по-быстрому — я ночью и во двор стараюсь не высовываться.

Иван шагнул в баню, представлявшую из себя небольшой бревенчатый домик. Она, не раздумывая — за ним следом. А я, тяжело вздохнув, остался стоять у входа в помещение, сжав в руках автомат и вслушиваясь в непривычные звуки ночного леса.

Стоял и думал о том, что совсем немного знаю женщин, да и людей вообще, которые вот так, как она, своими способностями и знаниями, могли бы вызвать уважение совершенно незнакомого еще пару часов назад человека. Которые готовы были бы бескорыстно помочь. Сделать что-то просто так. Ведь, по сути, мужик по-любому бы нас оставил переночевать — у него не было выбора. Могла бы и не тратить на него свои силы и драгоценное лекарство. Но ведь она даже не возразила. И, скорее всего, любому бы помогла, даже тому, кто причинил вред ей самой…

А еще в голове вновь и вновь вспыхивали разноцветными искрами ее слова, те самые, о чувствах… И это ее ласковое — "Слава" как мальчишку пробирало до дрожи. И когда, спустя полчаса, хозяин нерешительно выскользнул на крыльцо, боялся — было заметно, я, указав ему на дом, остался стоять. Даже в мыслях не мог бросить ее здесь одну.

15. Рыжая