Любовь на руинах

Ещё раз обшарил всю комнату, надеясь найти в ней хоть что-то, подходящее на роль оружия. Не нашёл. Сполз спиной по стене на пол. Сколько так сидел — не знал, в темноте время идет как-то иначе, по-другому — тягуче, медленно, но казалось, что целую вечность.

Чего стоили мои обещания Зое — ничем ей помочь не могу! Подхватился, снова ринулся к двери, но ударить по ней не успел. Лязгнула щеколда и дверь распахнулась, открывая выход в длинный узкий коридор, слабо освещаемый вечерним светом из одного маленького окошка.

В проеме стоял высокий толстый мужик с патлатой бородой и длинными волосами, одетый, как казалось в полутьме, в кожаные штаны и куртку. За ним маячили бойцы — молодые, лысые, почему-то голые выше пояса, с какими-то дубинками в руках. Толстяк, не торопясь, вытащил из кармана пистолет, как будто бы не чувствуя во мне никакой угрозы, навел в грудь и сказал уже знакомым мне голосом:

— Не вздумай рыпаться, пристрелю! Ходи по коридору. Тугрик, показывай дорогу!

Один из бойцов, абсолютно такой же внешне, как и другие (братья они, что ли?) немедленно рванул вперед. Мне пистолетом было указано направление — следом за ним. Я пошел. Так и подмывало спросить о Зое, но не хотел выдавать свое к ней отношение — мало ли, что им от нас нужно. Теплилась еще надежда на моих ребят — а вдруг смогут выручить? Бывали ведь мы с ними в разных передрягах! Если они живы еще, конечно.

Шли достаточно долго по каким-то переходам, лестницам, комнатам, потом через двор к соседнему зданию типовой постройки, похожему на школу, в которой я когда-то учился. На улице уже было темно. Интересно, как много их тут? Пока нам по пути никто не встречался. Бойцы переговаривались, посмеивались, и вообще вели себя как-то нервно, возбужденно. Кожаный толстяк некоторое время шел молча, но потом, видимо, решил со мной пообщаться:

— Рыжая тут нам забавную историю рассказала, что вы едете в Москву за мужиком каким-то. Что за мужик? Что делает? Оружие? Наркоту?

— Не знаю. Я — исполнитель. Сказали — привезти, я привожу.

— А жену зачем за собой потянул? Чтоб в дороге трахать, когда скучно становится?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Бойцы засмеялись. Толстяк тоже заржал. Жену? Рыжая так сказала, что ли? Я промолчал, тем более что мы как раз входили в большую комнату, еще на подходе к которой чувствовался сладкий запах травки. Играла музыка — что-то знакомое, что когда-то в молодости я, конечно же, слышал. Я вошел и остановился, буквально открыв рот. Многое я видел на своем веку, но такого!

Огромное помещение было освещено множеством свечей, каких-то необычного, помпезного вида ламп, чадащих, воняющих, каждая на свой лад. На голых стенах двигалось множество теней, создавая иллюзию большого количества людей, находящихся в комнате.

Взгляд сразу зацепился за некое подобие сцены, помоста у одной из стен. Помост этот был накрыт гладкой переливающейся тканью. И на нем в самых причудливых позах танцевали голые, абсолютно лысые, покрытые татуировками, женщины.

У противоположной от сцены стены стоял диван — не диван, кровать — не кровать, какое-то немалых размеров лежбище с подушками и покрывалами и несколькими людьми, с комфортом устроившимися на нем. В центре, раскинув в разные стороны на спинке дивана руки, возлежал мужик. Главный — никаких сомнений. Крупный, краснолиций, рыхлый, одетый в некое подобие халата, из которого торчали отекшие ноги, заботливо уложенные на небольшую табуреточку. Рядом с ним расположилась очень смуглая, возможно, даже темнокожая, обнаженная девушка, прижимаясь к боку мужчины и закинув на него руку и ногу. Она смотрела на меня и блаженно улыбалась.

Мои сопровождающие остановились в паре метров от главаря и мне не позволили подойти к нему ближе. Он радостно, будто встретил старого друга, сказал:

— Жить хочешь? Хочешь, конечно! Все хотят… Где наша подружка знаешь? Не знаешь, конечно. Что так удивленно смотришь? Я о Зоечке говорю. Она мне тут слезную историю поведала о том, как тебя любит, о том, что она твоя жена, а ты ей — муж. Знает, зараза, как трепетно я отношусь к семейным связям. Ребятки, можете заниматься своими делами, он неопасен. Химик, глянь там, чтобы Финик не тронул Зоечку.

Химик, тот самый в кожаных штанах, тут же вышел из помещения. Неопасен — это обо мне? Конечно, я неопасен, пока Рыжая в их руках. Краем глаза видел, как некоторые из бойцов, до этого маячивших за моей спиной, разбрелись по комнате — некоторые заваливались прямо на пол, глазея на танцующих девушек, а двое самых борзых подошли прямо к сцене. Один залез туда и стал извиваться рядом с танцовщицами, а второй, наоборот, стащил себе подружку, рухнул в кресло вместе с ней и, не обращая внимания на окружающих, начал ее целовать и лапать за оголенные прелести. Содом и Гоморра, блядь!

— Где она?

— Скоро, скоро. Сейчас мой друг приедет и начнем.

— Что начнем?

— Развлекаться! Или ты против? Если против, можешь сразу отказаться. Но учти, что Зоечка согласилась уже.

— А потом, после развлечения, ты нас отпустишь?