— Му-у-уж? Хм, как трогательно! А ты совсем не изменилась — такая же дикая! Что ж твой муж не воспитал тебя, не укротил? И что мне теперь с вами делать с такими?
— Отпусти нас, будь человеком! Там у меня в сумке, в машине которая осталась, лекарства кое-какие — себе забери!
— Что мне твои лекарства? У меня своих достаточно — Химик здесь такую лабораторию забабахал! А что, может, правда, отпустить вас — сделать, так сказать, жест доброй воли?
Врёт или серьезно? Да врет, конечно! Вон как мерзко лыбится! Я молчала, понимая, что бесполезно просить, бесполезно ругаться и кричать — эта сволочь не способна жалеть кого-то, не способна сочувствовать, сопереживать.
Он сделал вид, что задумался, а потом сказал, весело, будто бы делая мне подарок:
— Сейчас приедет мой друг Алик. У нас будет праздник. Ты будешь танцевать, посмотрим, не разучилась ли. А потом покажете с мужем, как это — трахаться по любви. А мы посмотрим. Поучимся. Может, нам понравится и бросим нашу свободную жизнь, заделаемся семейными людьми, нарожаем себе спиногрызов…
Я стояла перед ним, в шоке открывая и закрывая рот, как рыба, вытащенная из воды на берег. Зачем? За что?
— Нет, пожалуйста, не надо так…
Но он перебил, не дав мне унизиться еще больше:
— Не хочешь с ним, будешь с… — поискал, пошарил глазами вокруг, наткнулся на сидящего в кресле с закатившимися глазами, явно после дозы, полуголого и лысого парня. — Вон, с Фиником. А что если… Что если тебя Алику предложить? Он любит таких кошечек укрощать. Правда, редко кто из них выживает… А муж твой наблюдать будет. Да-а-а… так и сделаем.
Он в предвкушении облизал свои мясистые губы и сложил ручки на груди.
— Нет, нет, я согласна!
— Ну вот видишь, я умею убеждать! Сразу бы так. Будешь все делать, как я скажу, так и быть, поживете еще. И ты и твой МУЖ, — он дотянулся ногой до находящегося в каматозе бойца и толкнув его, заорал изо всех сил. — Финик, подъем! Рыжую в гримерку отведи и присмотри там, чтобы вела себя тихо. Можешь даже помочь ей… переодеться.
Лысый обрадованно подскочил и, схватив меня за руку, грубо потащил в сторону выхода.
— Пошли, пошли, я тебя так загримирую, мама родная не узнает!
В комнатке, которую они называли пафосно гримеркой, было достаточно светло — множество свечей хорошо освещали и большое зеркало и стол перед ним, на котором, действительно, были беспорядочно расставлены всевозможные косметические принадлежности — баночки, скляночки, тюбики с помадами, румянами и тому подобной ерундой, а еще парики, блестки и гуашь — именно ею и восемь лет назад и, похоже, сейчас, девушки Хозяина, раскрашивали свои тела перед танцами, которые всегда заканчивались одинаково. Меня передернуло при воспоминании о том, КАК это происходило и, совершенно точно, КАК будет происходить совсем скоро. У стены прямо на полу на старом широком матрасе спали в обнимку две молодые татуированные девушки, прикрытые грязным ватным одеялом, больше похожим на тряпку.
Финик подскочил к ним, сдернул одеяло и весело заржал, когда одна из девушек лягнула в его сторону голой ногой.
— Вставайте, дуры, разлеглись тут! — он бесцеремонно пихал их по чем зря ногами. — Хозяин приказал вам подготовить к выступлению новенькую.
Девушки сонно потягивались и с любопытством посматривали на меня. Одна из них неохотно поднялась и нетвердой походкой направилась к противоположной от входа стене. Открыла грубо сколоченный деревянный ящик, лишь отдаленно напоминающий шкаф, порылась там и достала нечто блестящее, невесомое, без сомнения, ношенное и никогда не стиранное и бросила этой тряпкой в меня. На этом, видимо, посчитав, что ее миссия по подготовке к выступлению окончена, она завалилась, как мешок с картошкой, на подстилку снова.
Я покрутила в руках тряпочку, когда-то бывшую платьицем, похожим на те, что носили много лет назад фигуристки во время своих выступлений — вверху сеточка почти до самого пояса, кое-где с еще сохранившимися блестками-пайетками, а внизу коротенькая атласная расклешенная юбочка, едва доходящая до середины бедра. Решила попытать счастья — кто его знает, может, сейчас другие порядки:
— Постирать эту рвань есть где?
Финик, улегшийся за спиной девушки, выдавшей мне платье и лапающий то ее, то, перегнувшись, ее соседку, даже присел на край постели, бросив свое занятие. Другая девушка подняла растрепанную голову, встретилась взглядом с бойцом и расхохоталась:
— Принцесса, блядь! Постира-ать ей! Может, тебе еще и туфли хрустальные выдать?