Селеста Уоткинс
Сердце бешено колотилось. Джули едва отважилась нажать на кнопку звонка. На вечеринку она пришла вовремя, но боялась, что для самого важного было уже поздно.
Дверь открыла Эрин.
– Кого я вижу? Вот это да! Чудесно выглядишь!
Джули подалась в распахнутые руки Эрин, улыбаясь её привычно неловкому объятию.
– Так ведь и повод есть.
– И он давно назрел. Пошли, все остальные на заднем дворе. – Эрин подождала, пока Джули переступит порог. – Ну, пойдём же. Чего стесняешься? Ты ведь, считай, у себя дома.
Джули усилием воли шагнула вперёд.
Они вошли в столовую. Посреди стола, под облаком воздушных шариков, привязанных за ленточки к спинкам стульев, стояло блюдо с рогаликами и разнообразными начинками. Такой светлой и яркой Джули эту комнату ещё не видела.
– Расскажи, как дела, Джули. Мы с тобой этим летом почти не виделись. Не нравится мне, когда от тебя никаких новостей. Ты, кстати, уже выбрала курсы на осенний семестр? Я бы с удовольствием помогла тебе составить программу. – Она выдвинула стул. – Вот, садись. Будешь кофе?
Джули кивнула. И следующие двадцать минут старательно выслушивала советы бывалого преподавателя. Она соскучилась по Эрин и очень радовалась её неподдельному интересу и веселью. Но сама думала о другом.
На кухню вбежала Селеста и кинулась обниматься, чуть не повалив Джули со стула.
– Почему мне никто не сказал, что ты уже здесь? О боже! Это мне?
Джули кивнула и вручила ей пухлый букет.
– Поздравляю, подруга. Я знаю, как этот день для тебя важен. Он и для меня много значит.
– Пойду посмотрю, закончил ли Роджер, – извинилась Эрин. – Он уже два часа в подвале возится, а в доме до сих пор дышать невозможно. Август в Бостоне – сущее проклятье. – И, обмахиваясь рукой, она вышла из столовой.
– Папа чинит кондиционер, – объяснила Селеста. – Пока он не закончит, к нему лучше не подходить, потому как он мало что в этом смыслит и его успело дважды ударить током. Ты уже видела Мэтта? Он прячется на заднем дворе. И, по-моему, нервничает.
– Не он один.
Селеста погладила Джули по руке.
– Не бойся. Всё будет замечательно. Я в тебя верю. В вас обоих.
– Поживём – увидим.
Джули пересекла кухню и вышла через заднюю дверь на крыльцо.
Вот он. Стоит на лужайке спиной к ней, руки – в карманах шортов. И до чего же великолепно выглядит! Её тянуло к нему как магнитом. Джули прикоснулась ладонью к груди, снова напоминая себе: дыши, успокойся.
– Мэтт.
Он нерешительно повернулся и робко махнул рукой. На его футболке красовались те же слова, что и в день их знакомства:
– Мэтти! – позвала она громче. Интересно, в её голосе слышно, какая гора только что свалилась с её плеч? Кинулась вниз по ступенькам – она и не подозревала, что он ей так нужен. Позади осталось полное душевного смятения лето, и теперь она наконец знала, к кому рвалась её душа.
Разделявшая их лужайка казалась бесконечной.
Мэтт ринулся навстречу и поймал её на полпути. Джули обвила ногами его талию, руками обхватила шею и стиснула изо всех сил. До чего же давно она не держала его в объятиях. Слишком давно.
– Джули. – С какой нежностью он произносит её имя! И как только она раньше не замечала? – В чём дело? Что-то не так? – Он был явно озадачен и встревожен.
Она рассмеялась, не выпуская его.
– Теперь всё так, – шмыгнула, в мгновение ока превратившись в слезливую дурочку. Вот на что способна любовь. Мучительная, всепоглощающая, сокрушительная, созидающая, глубокая, повергающая на колени любовь. – Я по тебе скучала, – прошептала она ему в ухо. И как же скучала! По его повадкам, рукам, голосу... просто по нему, целиком, без остатка.
– Правда? – тихо спросил он.
– Ага. Безумно.
Мэтт прижал её к себе, а Джули положила голову ему на плечо и пробежала ладонями по спине: ни один не спешил отпускать другого. Они цеплялись друг за друга что было сил, но совсем не так, подумала Джули, как в прошлый раз. Теперь они не прощались.
– Прости меня. Это всегда был ты.
– Что? – не понял Мэтт.
Джули подняла голову и прижалась щекой к его щеке.
– Это был ты, а не кто-то другой. Я ошибалась. Я всегда чувствовала тебя.
Она услышала, как он затаил дыхание, и, не отстраняясь, опустила ноги на землю. Мэтт положил руки ей на бёдра, притягивая ближе. Боже, как же чудесно в его объятиях! А затем его губы приникли к её в крепком страстном поцелуе. И этот поцелуй отличался от всех предыдущих. В нём не было места притворству, отрицанию, печали.