Любовь на шарнирах

– Почему же ваша мама разрешила мне приехать в тот первый раз? Почему предложила остаться?

– Из преданности к Кейт, наверное. Я сам толком не понимаю. Может, она... не знаю... хотела найти выход из этого тупика. Сама хотела, чтобы её разоблачили. А тебе она могла доверять, ведь она дружила с твоей матерью. Знаешь? Как у вас с Даной. Если бы вы двадцать лет не общались, ты бы всё равно пришла ей на помощь в трудную минуту, ведь так?

Джули кивнула.

– Конечно.

– Я не собирался тебя обманывать. Был уверен, что ты надолго не останешься. В нашей жизни больше никто не задерживается. Мы живём уединённо. Так что, когда ты написала Финну, я ответил. С тобой легко общаться, а мне так нужен был отзывчивый собеседник. Такой как ты.

– Надо было мне всё рассказать. После того, как ты узнал, что я остаюсь, ты должен был мне всё рассказать.

– Знаю. Мы с мамой из-за этого поссорились. Я не хотел, чтобы ты жила с нами, потому что она не желала раскрывать тебе правду, а я настаивал, что ты должна знать. Но она уже тогда заметила то, что мы все поняли позже. Что ты – просто находка для Селесты. И для всех нас. Ты стала жизненной силой, в которой мы все так нуждались. Я не прекратил переписку между нами – между тобой и Финном, – потому что впервые за долгое время я что-то чувствовал. Впервые за два года я смог быть собой, без всяких оговорок и оглядок на других. Ты меня освободила.

Джули пересекла комнату и встала перед Мэттом. Какие же страдания выпали на его долю. Она сделала ещё шаг и обхватила ладонями его лицо, чтобы он посмотрел ей в глаза.

– Мне так жаль.

Он не ответил, но она почувствовала, как он задрожал. Боже, какой измученный у него был вид.

– Почему ты на меня не кричишь? Ты ведь наверняка злишься, – наконец тихо спросил он.

– Мне слишком грустно, чтобы кричать. У меня нет права на тебя злиться, понимаешь? Ты потерял брата, поэтому мне злиться не положено.

Он поднял руки и положил ей на запястья.

– Я вовсе не хотел, чтобы всё так запуталось. Я не специально. – Голос у него дрожал.

Джули нежно погладила его по щеке и пробежала пальцами по его губам.

– Ничем хорошим это бы никогда не кончилось. Ты ведь понимаешь?

– Могло бы.

– Нет. Слишком много лжи, – проговорила она.

– Я знаю, – отозвался он.

– И ты так запутался. – Она вытерла слезу у него на щеке.

– Я знаю.

– И сделал мне больно.

– Знаю. Я не хотел, правда. Никогда. Ты должна мне поверить.

– Я понимаю. Честно, – выдавила Джули. – Но то, что было у нас с Финном, – было по-настоящему. А ты это разрушил.

– Не было вас с Финном. Были мы с тобой.

– Нет.

– Вот это, – показал он рукой на неё и себя, – по-настоящему. Ты и я настоящие.

– Нет, Мэтт. Нет никаких «ты и я». Только не после того, что случилось.

– Не говори так! Джули, пожалуйста, не надо. Я в тебя влюбился. А ты полюбила меня.

Она смахнула волосы с его лица и придвинулась поближе. Она не силах была ничего исправить: можно прикрутить шарниры к Плоскому Финну, но для горя и обмана шарниров не бывает. К тому же, она сама сейчас слишком страдала, чтобы утешать его. Он разбил ей сердце. Ей не хватало Финна. Не хватало того Мэтта, который был ей так знаком. Он смотрел на неё изнурёнными, полными муки глазами. Она погладила ему волосы, нежно придерживая голову другой рукой. Если б она могла избавить его от страданий, она бы это сделала, не задумываясь. И он поступил бы так же, она не сомневалась.

Джули подняла к нему лицо и крепко его поцеловала. На сей раз намеренно. Понимая, что делает. И Мэтт отвечал ей, вложив в поцелуй все чувства, всю свою боль. Джули позволила себе раствориться в этом мгновении. Легче так, чем вспоминать, чем стараться понять, что случилось. Его слова – от имени Финна – снова и снова крутились в голове: «И теперь ты оглядываешься назад и понимаешь, что должна была догадаться, но ты слишком положилась на факты и пренебрегла чувствами». Мэтт пытался её подготовить.