ДЕНИСОВ: Я не видел репетиций, так как уезжал из Москвы, и сегодня я видел спектакль в первый раз. Я давно не переживал такого сильного эмоционального потрясения, как сегодня. Помимо того что это огромная высокоталантливая, высокопрофессиональная работа, это огромное дело театра – сделать очень важный первый шаг и очень важный шаг к тому, чтобы люди по-настоящему узнали этого замечательного и так рано ушедшего из жизни человека, которого при жизни даже люди, его знавшие, недооценивали как поэта, даже как артиста. А человек этот был огромного, сложного и многообразного таланта, который не мог быть сразу и на сто процентов оценен. Я уверен, что пройдет какое-то время, и Высоцкий будет признан, будет издана большая антология его пластинок, его стихов.
Заслуга этого спектакля огромна. Даже те, кто, казалось бы, очень хорошо знали Володю, сейчас поняли, что это был не только замечательный и яркий человек, но и большой и высокоталантливый поэт. Это огромнейшая заслуга спектакля.
Честно скажу, что я боялся этого спектакля. Я знаю, как трудно говорить о человеке, с которым вы 18 лет жили рядом, когда прошло так мало времени. Легко было впасть в пошлость или примитив, или в краткую панихиду по человеку. Но этого не случилось. Это настоящее художественное произведение, очень точно выстроенное и по компонентам, которые мне наиболее близки, музыкальным компонентам.
Спектакль производит огромное впечатление. Будет огромная беда, несправедливость, если он не пойдет. Как чисто человеческая необходимость, он должен существовать и найти свое место.
Я считаю себя советским человеком и не вижу никаких причин, почему этот спектакль, как часть нашей жизни, может не пойти. Владимир Высоцкий играл в этом театре, его песни поет вся страна. Куда бы вы ни пришли, ни приехали, везде звучат его песни. Просто идиотизм – закрывать на это глаза. Я всегда был оптимистом и верю, что спектакль пойдет. Я, повторяю, боялся, что это будет вечер памяти Володи, что это будет спектакль, который некоторое время пойдет, но долго его в репертуаре театра держать нельзя. Сегодня я убежден, что это спектакль, который имеет все основания занять свое место в репертуаре.
Теперь о некоторых практических вещах. Мне кажется, что все-таки следует сделать некоторые купюры. Есть места, когда внимание падает. В цикле уличных песен есть песни, есть длинноты. А в этом спектакле должны быть только обязательные. На 20 минут, на полчаса спектакль можно сократить. «Банька» тоже затянута, несколько куплетов нужно было вычеркнуть. У Золотухина есть кусочки, которые нужно сократить. Мне показались лишними последние стихи в монологе Филатова.
ЛЮБИМОВ: Он прекрасно читает, с такой силой. Это одно из программных стихотворений. Может быть, это мое вкусовое впечатление.
СМОКТУНОВСКИЙ: Это банально – начать с того, что я взволнован очень, но это действительно так. Я люблю этот театр, здесь мое сердце, но я думаю, что не только от меня, но и от большинства тех, кто видел этот спектакль, театр услышит это после такого глубокого, честного, высокого по вкусу произведения. Трудно говорить о каждом актере в отдельности, потому что в этом великом произведении памятник нашему другу, товарищу по работе, брату – все заняли свое место, все удивительно точно стоят там, где должны стоять, ни на йоту иначе. Все мы понимаем, как это страшно важно в такого рода спектаклях, особенно это важно в спектакле памяти Володи Высоцкого, потому что этот человек, как правда: если есть, то есть. Если нет, то это называется другим словом.
Спектакль буквально нокаутировал меня своей удивительной глубиной, эмоциональностью, какой-то неброскостью, разговором сердца каждого: все это было. Были и прекрасные места с юмором, который так любил Володя. Были и замечательные места – раззудись плечо, развернись рука, тоже очень близкие ему. Это спектакль о правде нашего времени, чем мы жили, живем, чем будем жить.
Высоцкий составляет определенный, только ему свойственный пласт сегодняшней, да и завтрашней, будущей культуры. Мы – советские люди, и он был советским человеком, настолько советским, что мог любую неделю выезжать за границу, и никто не боялся, что он будет говорить какие-то не такие слова. Советский человек везде такой и никакой иной.
Наверно, театр готов к каким-то маленьким купюрам, как об этом сказал Эдисон Денисов. У меня тоже вызвала настороженность затянувшаяся «Банька», и, может быть, не следует заглушать голос Высоцкого. А все остальное прекрасно.
Я все время думал о том, как трудно сделать спектакль о таланте вообще, мы вообще скатываемся в банальность при этом. Юрий Петрович правильно сказал, что это первая попытка людей, которые вместе с ним жили, дышали на этой сцене, сказать о нем свежо, талантливо.