Любовь на Таганке

Чтобы картина происходящего была наиболее полной, думаю, правильным будет процитировать Каталин, жену Любимова (которая дала интервью журналу «Караван»), – это с одной стороны, и с другой стороны – с разрешения Валерия Золотухина – его интервью от лица артистов.

Каталин: «…За границей до нас доходили слухи о бедственном положении “Таганки”. Губенко звонил от имени и по просьбе труппы: “Очень скучаем, поняли, что без вас мы сироты. Пропадаем!.. Спасите!..” Хороший актер, он даже всплакнул в трубку.

“Если так, надо ехать!” – сказал мне после этого разговора Юрий. На самом деле Губенко руководили, я думаю, не благие намерения, а хитроумный расчет. Он хотел занять министерское кресло при Горбачеве. Губенко нужно было совершить нечто, доказывающее его приверженность идеалам перестройки. И он придумал ход, чтобы потом приписать себе в заслугу возвращение Юрия Любимова из заграничной ссылки.

Одновременно он вернул в репертуар Таганки запрещенные спектакли: “Живой”, “Борис Годунов”, “Владимир Высоцкий”.

Первое свидание актеров Таганки с Юрием состоялось в Мадриде, куда театр послали играть спектакль “Мать”, в свое время поставленный Любимовым.

По одному, по два они заходили к Юрию в номер, улыбались, приветствовали, но как-то робко и стыдливо. В отсутствие Юрия наши любимые – великий актер Михаил Ульянов и блистательный журналист-международник Александр Бовин – называли его бездарностью, чуждым нашему искусству человеком. Вот что делала с людьми советская власть.

Ни один актер труппы не заступился за учителя. Они ведь “настоящие советские, а он – предатель”. Теперь все прятали глаза, не хватало смелости смотреть Любимову в лицо.

Смехов был единственным, кого Юрий видел за годы эмиграции. Вениамин приезжал в Париж с группой туристов и навестил Любимова в отеле: “Как вы? Живете в таком роскошном отеле! – восхищался Смехов. – Я ведь приехал, только чтобы вас увидеть”. Поболтал ни о чем и скрылся. В Мадриде Смехов был самым сладким из актеров, до приторности.

А вот Татьяна Жукова два дня делала вид, что вообще нас не узнает. Золотухин и Бортник, видимо, от радости напились еще до приезда Юрия так, что ему пришлось тащить их под холодный душ и приводить в чувство, чтобы спектакль мог состояться.

В 1988 году после переговоров с официальными властями Юрий отправился в Россию. В первый приезд Любимова еще не успели восстановить в должности. Хозяйство театра полностью развалилось. Полы прогнили, стены облупились, потолки текли, кресла в зрительном зале потерлись до дыр. Повсюду грязь, грязь, грязь! Заниматься ремонтами, протечками, сантехникой Юрий не мог. А директора пили, мошенничали, в лучшем случае – ничего не делали. Каждый следующий оказывался почище предыдущего. Юрий, будучи худруком, в последние годы взял на себя и эту обузу – быть еще и директором.

“Мы ему не нужны, – стенали артисты, – он продолжает шататься по Западу. Ему там лучше, он продался”.

Утративший к 1992 году кресло министра культуры Губенко вернулся в театр и снова нашел способ, как извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Он больше не плакал, а стал категоричен и груб. Губенко пожалел обиженных артистов, пообещал больше денег и свободную жизнь, если пойдут за ним. (Неверная информация. – Н.Ш.)

“Мы не отдадим наш русский театр какому-то израильтянину”. На Таганке произошел раскол. Алла Демидова, Вениамин Смехов не остались с Губенко. Из известных зрителю актеров в “Содружество” вошли: Филатов, Шацкая, Славина и Жукова. Пожалуй, все.

А хитрый Золотухин остался. На всякий случай.

Окончательно переехав в Россию в 1997 году в преддверии 80-летия мужа, я нашла, что театр по-прежнему не многим отличается от помойки. Я очень вежливо попросила тогдашнего директора все исправить, ведь скоро в театре будут отмечать премьеру “Братьев Карамазовых” и юбилей руководителя.

“Не беспокойтесь, через три дня здесь все будет блестеть”, – уверял он меня.

Но время шло, и ничего не менялось. Моя вежливость иссякла, я пришла в бешенство, покрыла всех матом, схватила за грудки пьяного рабочего, пообещав размазать по стенке. И только тогда дело сдвинулось с мертвой точки. Но и сама, засучив рукава, принялась отмывать, чинить и красить. За это меня и не любили. За то, что иначе воспитана и не терпела наплевательского отношения к делу.

Обстановка, в которой Юрию приходилось работать, была невыносимой. Артисты плели интриги, не приходили на репетиции, врали и откровенно хамили.

Владимира Черняева, игравшего главную роль, за две недели до премьеры я каждый день возила в наркодиспансер, чтобы он не ушел в запой и не сорвал событие, сопровождала его и на примерку костюмов, чтобы не сбежал и не напился. К сожалению, он уже на том свете.

В прошлом году по приглашению Тонино Гуэрры Любимов вывез Таганку со спектаклем “Мед” на музыкальный фестиваль в Равенну.

“Мы в Италии хотим гулять”, – сказали в один голос актеры и другие работники театра. Гуляли так, что на следующий день мне позвонили организаторы и сказали: “Спектакль придется отменить – люди не стоят на ногах”.