Любовь на Таганке

Такие же булавки, только не девять, а две, я нашла в своем купальнике. Много лет я ходила в бассейн «Москва», а в тот день со мной плавали девочки из нашего театра – Груднева и Сидоренко, обе Татьяны и обе – близкие подруги Лёниной «бывшей». Не хочу брать греха на душу, подозревая их: со свечкой не стояла, но догадаться, откуда могла исходить угроза (зло), было несложно.

Глава 4 Отношение к сыну

Особенно трогательным, удивительным было отношение его к сыну – не родному по крови, но которого любил как родного. Он называл Дениса своим сыном, а Денис его с гордостью – отцом. С мужем я развелась в 1979 году, когда Денис учился в третьем классе, и вплоть до армии, все эти годы, его, Золотухина, как бы не существовало, не было даже телефонных звонков: тогда его маленький ребенок не интересовал. Только Лёня – нет-нет да и напомнит: «Тебе не стыдно, Денис? Позвони отцу!» Но Денис, отвыкший от отца, мог и не позвонить. А перед тем как получить паспорт, что-то провернув в голове, он просит Лёню его усыновить и поменять свою фамилию Золотухин на Лёнину фамилию – Филатов. И я знаю, что Лёня с радостью бы усыновил Дениса, но посчитал это неправильным, несправедливым по отношению к родному отцу, что он мягко, чтобы не обидеть, постарался ему объяснить: «Денечка, это нехорошо, – я бы тебя усыновил, но ты же первый, когда вырастешь, не простишь мне этого поступка, что я вовремя тебя не остановил, тем более что отец тебе ничего дурного не сделал». «Но и хорошего – тоже», – подумала я. Тема была закрыта, больше к ней сын не возвращался. То, что Лёня мог большую часть своего времени отдавать воспитанию Дениса, – это вообще особый разговор. Даже когда у нас дома собирались друзья, он мог через какое-то время встать из-за стола и уйти к нему часа на два, на три, в течение которых много рассказывал про жизнь и учил всему тому, что могло ему пригодиться в жизни. Иногда, имея незрелую точку зрения, Денис вступал с ним в спор, который много раз кончался бурной сценой. Он настаивал на своем, не понимая Лёниных точных аргументов, оглушенный азартом спора. У Лёни подскакивало давление, но Денис, видя это, все не успокаивался, продолжая спорить, шум, крик, я набрасывалась на Дениса, обвиняя его в нечуткости, устыжая и обращая внимание на Лёнино нездоровье, а доведенный до крайности Лёня коротко обрывал спор: «Пошел вон!» Но даже оставаясь один, он продолжал спор с выгнанным Денькой, губы его – я видела – шевелились, очевидно, придумывая все новые и новые убедительные аргументы. А я носилась от одного к другому, говоря одному, что «он же ребенок еще, многого не понимает, – зачем ты так…», другому, что у него «самый лучший в мире отец, который любит его, но он нездоров, и его нужно жалеть и понимать…» и т. д. и т. п. Через какие-нибудь 10–15 минут здесь было два варианта: либо Денис приходил к Лёне с извинениями, либо Лёня уходил к нему в комнату, и я слышала их мирную беседу, все успокаивались, и снова все были счастливы.

Благодаря усилиям Лёни Денис полюбил читать, читал по Лёниной программе, запоем и, кажется, знал всю русскую литературу и даже каждого писателя и поэта – по имени и отчеству.

– Имя-отчество Гаршина? – спрашивал Лёня.

– Всеволод Михайлович, – отвечал Денис.

– Панаева?

– Иван Иванович.

– Слепцова?

– Василий Алексеевич.

– Вересаева?

– Смидович Викентий Викентиевич и т. д.

А когда Лёня узнал, что Дениса его родной отец устроил в армию в химические войска, которых в первую очередь посылают туда, где происходит подобное Чернобылю, он пришел в такой ужас, что не мог успокоиться до тех пор, пока Дениса не перевели в другую часть. Чтобы как-то задобрить армейское начальство, Лёня, зная даже, что вечером у него концерт, утром садился в машину, три часа трясся по жутким дорогам, чтобы приехать к Денису и поговорить с его командирами. Я была рядом. Приехав, мы кормили его до отвала, – он ел с жадностью все подряд: фрукты, ягоды, мясо, курицу, шоколад и много-много всего разного, которое все, естественно, не съедалось, и потом он все это нес своим ребятам. Смотреть тогда на него без слез было невозможно: худой, метр девяносто четыре и тонкая-претонкая длинная шейка-ниточка. Гася внутренние рыдания, мы прощались, крепко обнимались, целовались и опять прыгали в машину, потому что уже опаздывали на концерт. А дорога – длинная, а наш душевный непокой – еще на долгое время служения Дениса в армии. И мне странно, когда я читаю в дневниках Валерия, что я сошла с ума, называя Дениса сыном Лёни или, наоборот, Лёню – его отцом. А кто же он? Дядька ему чужой, что ли? Именно он был для Дениса настоящим отцом и достойным ему примером для подражания. Сейчас у него перед глазами другой пример, но я очень надеюсь на его взрослость и на его понимание, каким должен быть настоящий мужчина.

Глава 5 Олечка

1997 год