Любовь на уме (ЛП)

А Леви ходит на свидания? Я уверена, что да, учитывая количество людей, которые считают его Сексуальным Парнем. Да, он не женат, но, возможно, он состоит в долгосрочных отношениях. Может быть, он глубоко влюблен, как Шмак. Бедный Шмак. Когда я думаю о том, что он сказал, у меня в груди все болит. О том, что Леви чувствует к женщине такие же сильные, пугающие, мощные вещи. О том, что Леви делает с ней то, о чем говорил Шмак.

Я вздрагиваю, удивляясь, почему шальные воспоминания о Леви, прижимающем меня к стене, все еще всплывают в моей голове. Интересно, будет ли девушка, которой у него, возможно, даже не будет, необычайно удачливой или совсем наоборот. Интересно, почему я вообще задаюсь вопросом…

— Прости.

Я поворачиваюсь так быстро, что потянула мышцу. — Что?

— Мне жаль.

— За что? — Я массирую шею.

Он смотрит на дорогу и поднимает одну бровь. — Это какая-то образовательная методика? «Извинения для чайников»?

— Нет. Я честно говоря в замешательстве.

— Тогда извини, что я созвал собрание, не спросив твоего согласия.

Я прищурилась. — …Правда?

— Правда, что?

— Ты… действительно извиняешься?

— Ага.

— О. — Я киваю. — Если быть точной, то ты просил моего согласия. И я однозначно не дала его.

— Верно. — Мне кажется, он прикусывает внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться. — Я не прислушался к твоему прямому совету. Я не пытался подорвать твой авторитет или сделать вид, что твое мнение не имеет значения. Я думаю… — Он поджимает губы. — На самом деле, я знаю, что я слишком много вкладываю в BLINK. Что делает меня слишком контролирующим и властным. Ты права, это был второй раз, когда я не обсудил с тобой важные вопросы. — Он наконец-то смотрит на меня. — Мне жаль, Би.

Я моргаю. Несколько раз. — Вау.

— Вау?

— Это было отличное извинение. — Я качаю головой, разочарованная. — Как же я буду продолжать свое очень взрослое молчаливое обращение в течение следующих трех с половиной часов?

— Ты планировала остановиться, как только мы доберемся до Нового Орлеана?

— Я не собиралась, но если говорить реалистично: хорошо выполненные холодные плечи требуют огромного количества ухода, а я, прежде всего, ленива.

Он тихонько смеется. — Может, тогда поменяем альбомам?

— Почему?

— Я подумал, что гранж конца девяностых подходит под твое настроение, но если ты уже переросла свой гнев, может быть, мы можем послушать что-нибудь менее…

— Гневное?

— Да.

— Какие у нас есть варианты?

Есть что-то изысканно странное в том, что Леви Уорд сообщает мне пароль от своего телефона (338338) и позволяет мне порыться в его музыкальной папке. В его коллекции нет ни одной позорной песни Nickelback (я его ненавижу). Это смесь групп девяностых — мое любимое десятилетие — за исключением того, что все они…

Я выбираю «шаффл», откидываюсь на сиденье, чтобы полюбоваться прекрасным пейзажем, и высказываю ему единственную критику, которую могу придумать. — Ты ведь знаешь, что женщины тоже занимаются музыкой?

— Что это значит?

— Ничего. — Я пожимаю плечами. — Только то, что вся твоя музыкальная библиотека — это злые белые парни.

Он хмурится. — Неправда.

— Правда. Вот почему у тебя именно… — Я прокручиваю вниз несколько секунд. Еще секунд. Минута. — …в твоем телефоне в общей сложности ноль песен в женском исполнении.

— Это невозможно.

— И все же.

Его хмурый взгляд углубляется. — Это просто совпадение.

— Ммм.

— Ладно, я не горжусь этим, но вполне возможно, что на мой музыкальный вкус повлиял тот факт, что в годы моего становления я тоже был сердитым белым мальчиком.

Я фыркнула. — Наверняка был. Ну, если ты когда-нибудь захочешь продуктивно проработать этот гнев, я могу порекомендовать несколько авторов-исполнителей… — Тут что-то на обочине дороги. Я поворачиваю шею, чтобы лучше видеть. — О Боже!

Он бросает на меня обеспокоенный взгляд. — Что происходит?

— Ничего. Я просто… — Я вытираю глаза. — Ничего.

— Би? Ты… плачешь?

— Нет, — вру я. Плохо.

— Это о женщинах-певицах? — спрашивает он в панике. — Я куплю альбом. Просто дай мне знать, какой из них лучше. Честно говоря, я не знаю о них достаточно, чтобы…

— Нет. Нет, я… Там был мертвый опоссум. На обочине дороги.

— О.

— У меня… есть проблемы. С дорожной живностью.

— Проблемы?

— Просто… животные такие милые. Кроме пауков. Но пауки не совсем животные.

— Они… являются.

— И кто знает, куда собирался опоссум? Может, у него была семья? Может быть, она приносил домой еду детям, которые теперь задаются вопросом, где папа? — Я заставляю себя плакать сильнее. Я вытираю щеку и фыркаю.

— Я не уверен, что дикая природа подчиняется правилам традиционной структуры нуклеарной семьи… — Леви замечает мой взгляд и мгновенно замолкает. Он почесал свой затылок и добавил: — Это грустно.

— Все в порядке. Я в порядке. Я эмоционально стабильна.

Его губы кривятся. — Да?