Любовь напротив

Для приличия, я взял новую картину Шама и повернул ее к свету у окна. Делая вид, что внимательно изучаю полотно, я нашел окно в доме напротив, откуда так гнусно шпионил за ними. Мне показалось, что я даже различил старую мебель, на которой не так давно сидел, как петух на насесте. Затем я перевел взгляд на окно Джульетты. В нем никого не было. Повернувшись к Шаму и Алекс, я сказал:

— Этой ночью мне снилось, что я находился в одной из комнат того дома, что напротив, и видел вас здесь, как на ладони. «Зачем? Чего ты добиваешься?» — думал я, сердясь на самого себя за эти слова, которые невольно сорвались с моих губ. — Я проснулся с чувством стыда, словно и в самом деле застал вас врасплох. На самом деле, в этом сне я был во власти желания вновь увидеть твои картины, Шам. Вы неподвижно лежали на постели, и я стучал в вашу дверь… как, кстати, совсем недавно, но вы не отвечали. И представьте себе, я ужасно ревновал из-за того, что бы хотели быть наедине. Тогда, во сне, я спустился вниз и, перейдя улицу, поднялся на чердак того дома, что напротив. Там я взломал дверь какой-то кладовки и из ее окна наблюдал за вами… Странные бывают сны, не так ли?

Они молчали, смущенные не столько тем, что я говорил, сколько ужасной фальшью, звучавшей в моем голосе. Я сменил тему разговора, стараясь говорить непринужденно и весело:

— Кстати, у меня появилась замечательная идея. Я обсуждал ее с Маридоной. Она согласна. Шам, что ты думаешь по поводу того, чтобы сделать на заказ живописное панно для большой гостиной в особняке, который она недавно купила?

Конечно, на эту тему я с ней никогда не говорил, и уверен, что она — как и ее декоратор — будет против подобного проекта. Шам не скрывал раздражения:

— Нет, я не могу писать с какой-то конкретной целью. Впрочем, спасибо, что ты подумал обо мне… но я сразу же отвечу отказом.

Тогда я сказал, обращаясь сразу к ним обоим:

— Мари готова вам щедро заплатить! — я сделал ударение на последних словах, довольный тем, что, как мне казалось, снова взял инициативу в свои руки. — В любом случае у нас достаточно времени: в особняке сейчас царит такой кавардак, что думать о его оформлении пока преждевременно. Ну, ладно… — добавил я нерешительно, — извините, что побеспокоил вас.

Я ожидал услышать возражения, но они по-прежнему молчали. Я прошелся по комнате и, оказавшись перед зеркалом, в котором они оба отражались позади меня, сказал:

— А знаете, кто вчера вечером был у нас дома в компании с Верне? — Я обернулся, резко развернувшись на каблуке, как это делал Эрих. — Сара.

Не похоже, чтобы Алекс испытывала чувство ревности, подумал я, что же касается Шама, то он делает вид, что ему на это наплевать.

— Она просила меня поцеловать вас от ее имени. Кстати, Алекс, Сара отзывалась о тебе с нескрываемым восхищением и дружелюбием. Она сожалеет, что не может навестить вас, но, похоже, вам достаточно собственного круга общения.

Я ненавидел себя за все эти слова, которые слетали с моих губ помимо моей воли. Алекс и Шам слушали меня, отвечая короткими фразами, а я, вместо того, чтобы дать им возможность высказаться, продолжал свое:

— Честно говоря, мне ее жалко. Такие девушки пробуждают во мне садистские наклонности. Ненавижу жалость. Вчера вечером я проводил ее домой… Жаль, что она сделала операцию и изменила форму носа… Как Сара выглядела раньше?

— Как прямая противоположность себе нынешней, — все тем же безразличным тоном ответил Шам. — Она считала себя уродиной, хотя на самом деле обладала особенной красотой. А теперь она не красавица и не уродина; она, скажем так, стала миленькой, обыкновенной…

— Ты прав, Шам, она очень мила и… очень ласкова.

Я был уверен, что Шам, несмотря на отсутствующий вид, начинает злиться, но уже не мог остановиться. Уж не помню точно, что еще я наговорил им о прошедшей ночи. Я был похож на мерзкое насекомое, которое так и ищет, куда бы ужалить побольнее, а Алекс и Шам, как мне кажется, не скрывали своего удивления моим попыткам пробудить в них ответную реакцию. В конце концов, я ушел от них крайне недовольный собой и с чувством стыда за свое поведение.