Любовь не для заучек (СИ)

Разворачиваюсь и приподнимаюсь на локте.

— Зачем, мама? Мне не нужен этот ребенок. От него. Ты что, не понимаешь? Он поверил. Он поверил всем, всем кроме меня. Анне, Артуру. Друзьям. И что будет, если узнает Анна? Как думаешь?

— Не узнает, — вдруг спокойно говорит мама и убирает с моего лица нависшую прядь, — никто ничего не узнает.

— Я тебя не понимаю, — недоуменно щурюсь, мне мешает свет, льющийся из коридора.

— Я говорила с Гришей, — мама доверительно шепчет, придвинувшись ближе. — Он согласен забрать ребенка.

— Забрать? — непонимающе переспрашиваю. — Зачем?

— Ангелинка… Тут такое дело… — мама прячет глаза. — У меня есть ты, а у Гриши детей нет. И вот мы подумали… Точнее, он попросил… То есть, я согласилась… У нас с ним будет малыш!

Последнюю фразу она выпаливает, словно боится моей реакции. И мне снова становится ее жаль.

Откуда ей знать, что творится внутри меня? Я удивляюсь, что в принципе еще способна на какие-то ощущения.

— Может, я и старая, чтобы рожать, но я так рада, доченька, не представляешь, как я рада…

— Ты совсем не старая, мама, — ложусь обратно на подушку и закрываю глаза. — Ты молодая и красивая…

— Я буду ходить беременная, а тебя мы отвезем к Гришиной сестре. Она с мужем живет в селе, они очень хорошие люди. У них большой дом, свежий воздух, домашние продукты. Они согласны, Гриша уже поговорил. Мы всем будем говорить, что у меня будет двойня, и когда родится малыш, запишем его на себя. А ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. Не ломай себе ее, дочка, прошу…

Мама говорит долго и правильно, я лежу с закрытыми глазами. Она еще некоторое время сидит рядом, думая, что я сплю, гладит меня по плечу, и наконец тихо выходит из комнаты.

Открываю глаза, смотрю в темноту. Мама говорит, впереди вся жизнь.

Ей просто так кажется. На самом деле впереди вот такая непроглядная темень. Моя жизнь рухнула и осыпалась как старый трухлявый дом.

Меня растоптали и выбросили как ненужную вещь, как старую линялую тряпку. У меня будет ребенок от человека, который никогда меня не любил.

Он даже не попробовал со мной связаться. Он даже не стал ничего выяснять, молча вычеркнул меня из своей жизни.

И у меня будет его ребенок.

Девять месяцев он будет расти внутри меня, потом мне придется его рожать. Мама с Григорием его заберут, и я буду видеть, как у них вместе с моим братом или сестрой растет ребенок Демьяна…

Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.

Нет. Этого не будет.

Я выпью таблетку, или несколько таблеток, у меня просто начнутся месячные. Все пройдет безболезненно и исчезнет бесследно.

И я никогда не узнаю, кто это был, мальчик или девочка. И Демьян тоже никогда не узнает, кто у него мог быть, сын или дочь.

Или все-таки лучше отдать?

Несмело тянусь рукой к животу. Он плоский, почти прилипает к спине. Как там может поместиться ребенок Демьяна? Демьян такой рослый, широкоплечий, мускулистый.

А если это девочка? Она тоже будет рослой и мускулистой?

Сквозь слезы прорывается смешок, и я топлю его в подушке. Это истерика, мне нисколько не смешно. Мне до слез жаль, что я никогда этого не узнаю.

Тогда может послушать маму и правда отдать им с Гришей ребенка?

И от того, что я должна буду его отдать, я беззвучно рыдаю в подушку до рассвета.

Четыре месяца спустя

Демьян

В окне темно, в душе дерьмо.

Походу я настолько ебнулся, что разговариваю стихами.

Стихи отстой, не спорю, так а я на всемирное признание и не претендую. Какой поэт, такие и стихи.

Перебираюсь с кровати на коляску. Я все еще неходячий. Операция по утверждению врачей прошла успешно, но я по-прежнему передвигаюсь в кресле.

Мать бегает по врачам, собирает консилиумы. А мне похуй. Сейчас на многое похуй.

Мне пишет Рита. Пишет, я отвечаю. Потому что это ничего не меняет.

Первый месяц после операции слился в сплошную череду пустых и тупых дней. Никаких изменений не произошло, я не встал из инвалидного кресла. И меня это вообще не парило.

А потом появился Кит*. Он пришел меня проведать, рассказал, что перевелся из своего вуза в другой. Его пригласили стать у них капитаном футбольной команды.

— Ты можешь тоже посещать лекции факультативно, — сказал он. И я подумал, а почему нет?

Благодаря Никите и его Машке-Ромашке* я понял одну простую вещь. Любовь есть. Многие люди любят. Просто во-первых, она редко бывает взаимной. А во-вторых, все это точно не для меня.

Моя попытка полюбить позорно провалилась. Все оказалось так, как я всегда думал.

Никто не станет любить тебя больше, чем ты сам. К чему тогда разводить лишние сопли?

Я больше не ненавижу Ангелину. Встреться она мне четыре месяца назад, я бы ее точно убил. Поэтому я не искал встреч, не ждал оправданий. Презирать да, презирал. Именно потому, что за деньги.

Сейчас уже нет. Отпустил.

Подъезжаю к окну. Очередной консилиум вынес вердикт, что я сам дал себе команду не вставать из этого кресла. Оно для меня — зона комфорта. И покинуть ее для меня в первую очередь проблема психологическая.

Возможно. Но беседы с психологом мне не помогают, они меня только раздражают.