Любовь не по правилам (СИ)

— Ну, и что ты теперь думаешь делать? — хмуро поинтересовался у дочери отец. Его раздирали сомнения: с одной стороны, ему хотелось высечь дочь до красной задницы, с другой — она же беременная, ей отрицательные эмоции испытывать нельзя. А скандалить так, чтобы без отрицательных эмоций обойтись, Иван Николаевич не умел.

— Наверное, замуж буду выходить, — с напускной беспечностью ответила отцу Геля.

Ивана Николаевича перспектива прикрыть срам дочери замужеством очень успокоила, но не сдаваться же сразу.

— Что значит «наверное»? Раздумываешь над ролью матери-одиночки, что ли? — повесил угрозу в воздухе Иван Николаевич. — Род наш позорить? Да нас в Коробчевске каждая собака!..

Что делает в Коробчевске каждая собака с представителями рода Ивана Николаевича осталось за скобками — из-за спины Гели жена Ивана Николаевича, мать беспутной дочери, показала довольно крупный для женщины кулак, международно принятый знак, намекающий на возможные неприятности и настоятельную просьбу к говорящему попридержать язык. Пора было уже считаться с тем, как бы транслировала мужу Антонина Леонидовна, что дочь носит под сердцем их внука или внучку.

Потом они поужинали более или менее мирно и за чаем решили: знакомиться с будущими сватами в столицу командируются Геля и Антонина Леонидовна, Иван Николаевич остается на месте, дом сторожить. Как и почти все в Коробчевске, Горные держали скотину: телочку, пару отличных свинок-уржумок, два десятка кур. Замужество замужеством, а скотину просто так не бросишь, надо кому-то и пожертвовать собой.

В дорогу своим девочкам Иван Николаевич собрал сальца домашнего, два десятка яичек — не магазинные, домашние, каждое с кулак! — пару бутылок отличного, первостатейного коробчевского самогона, слава о котором ходила нереальная по всей области. Хотел еще масла положить подсолнечного, местного, ручного отжима, духовитого — непривычного человека с ног валит! — но тут взбунтовалась Геля

Она с самого начала настаивала не позориться с деревенскими дарами (мама с папой не знали, что она представилась жениху не только жительницей большого города, но и дочерью музыканта и журналистки — с салом и яичками это монтировалось слабовато), предлагала взять в подарок будущей столичной родне что-то по приличнее: чеканку местного мастера Зеленова «Пушкин и Дельвиг в лицее» (на которой Александр Сергеевич и Антон Антонович были похожи как родные братья), сувенирные глиняные колокольчики с надписью «Привет из Коробчевска» или, на худой случай, пуховые вязаные подследники производства местных мастериц. Но была поднята на смех родителями, отстранена от сборов и вынуждена была смириться с их выбором подарков.

Всю дорогу на верхней полке — мать хотела положить ее на нижней, но дочь категорически отказалась — Геля грызла ногти на нервной почве и пыталась составить сценарий встречи таким образом, чтобы затея дала правильный результат, и, в то же время, мать не раскусила ее секрет: никакой ей Гена не жених. Он даже адрес ей свой перед расставанием не дал и, судя по некоторым признакам, не собирался с ней еще раз встречаться, хотя Геля всячески намекала на возможность дальнейшего поддержания отношений. Они провели последнюю ночь вместе, она пришла провожать его на вокзал, а поезд, оказывается, ушел на час раньше времени, названного Геннадием. Там, в туалете, она видела вложенные в паспорт билеты в Москву, но вчитываться в цифры не стала, не думала, что это может понадобиться, — вот и погорела на этом. Она пыталась позвонить на оставленный им номер мобильного, но в нем не хватало одной цифры. В сочетании с неправильным временем отхода поезда это довольно недвусмысленно наводило на определенные выводы.

Ситуация была неприятная, можно даже сказать, оскорбительная, но Геля давно научилась договариваться сама с собой. Она списала эти обстоятельства на Генину забывчивость и предотъездную спешку. Может, не случись беременности, она бы и забыла об этом своем приморском приключении. Но теперь дело было другое. Геля восприняла всё случившееся как шанс, выигрышный лотерейный билет, благодаря которому Москва из чего-то эфемерного, нереального могла стать её городом, пустить ее к себе под бок — а уж она-то, Ангелина, не растеряется!

Дорога оказалась очень тяжелой. Гелю посетил ранний токсикоз, ее всю дорогу мучили запахи — туалета в плацкартном вагоне, который вез их с матерью до Павелецкого вокзала, носков соседа по купе, яиц и курицы, которые мать достала из сумки, не успел поезд тронуться, резких духов проводницы. Москва оглушила их шумом, толкотней метро и гигантскими размерами улиц. Поэтому к улице Красных Конструкторов и 33 дому по этой улице они добрались совершенно измученными.

У двери 166й квартиры Геля быстренько собралась с духом, пока мать жала на дверной звонок. Надо было бы взять ситуацию в свои руки, иначе не избежать позора, промелькнуло у неё в голове.