Любовь не по правилам (СИ)

Ее пугала предстоящая госпитализация, абсолютная беспомощность перед судьбой — она совершенно неспособна повлиять на то, что ней будут делать и чем в итоге дело закончится. Сейчас же, пока окончательное решение не было принято, пока она еще не сказала своего финального «да» и дата операции еще не назначена, есть иллюзия того, что она, Маша, — хозяйка положения, как скажет, так и будет, а не эта чёртова опухоль, нависшая над ней мрачной тучей. Она искала в сети фильмы про страшные болезни с хеппи-эндом, примеривала ситуации и поведение героинь на себя. В общем, колдовала, медитировала, копалась в себе — всё что угодно, лишь бы потянуть время.

Геля жёстко высмеивала эти ее детские мысли, инфантильное поведение, упрекала в легкомыслии, подсовывала различные статьи на эту тему, где доступно разъяснялась опасность затягивания времени в таких ситуациях и приводились примеры удачных исходов у тех, кто был ответствен, ничего не откладывал в долгий ящик, и в финале получал заключение о доброкачественности опухоли и путевку в счастливую долгую жизнь. Маша очень сомневалась в наличии чёткой взаимосвязи между решительностью пациента и характером опухоли, трусила, переводила разговор на другие темы и всячески увиливала от конкретики при планировании своих дальнейших действий.

В конце концов, Геля и интернет, после первых же поисковых запросов по теме онкологии, подсовывающий Маше массу пищи для размышления в виде контекстной рекламы, добили её и она назначила себе дату визита к врачу, с целью решения вопроса об операции, на 15 июня. А 13 июня ей позвонил журналист и жизнь ее потекла совсем в другую сторону.

* * *

Семья Подгорных была знакома с родителями Гели, с Горными, 100 лет в обед, как говорится. Они были не только знакомы — состояли пусть в дальнем, но всё же родстве друг с другом. По местной легенде, наверху большого холма, в старой части Коробчевска, «на горе», жили Горные, а внизу, у подножья, в новой части города — Подгорные, соответственно. Так было и с этими двумя семьями: у Горных был старый дом, перестроенный из дедовского пятистенка, на самой маковке горы, а Подгорные отделились от родителей, получив после свадьбы от совхоза участок, внизу, у дороги, прямо за их усадьбой поворачивающей резко вверх.

Тоня и Вера дружили с детства. Их прадеды были родными братьями — для Коробчевска, почти деревни, это серьёзное родство. Так что и они, и их родители регулярно встречались на самых важных местных мероприятиях, типа свадеб, дней рождений и поминок, напоминая друг другу о себе и своих родственных связях.

Мужа Георгия Вера привезла из города, куда после школы, как и Тоня, поехала учиться на медсестру. Жорик, как его сразу стали называть в Коробчевске, оказался очень рукастым парнем — механик, инженер, что называется, «от Бога». Его с удовольствием взяли на работу в местную МТС, станцию по обслуживанию сельхозтехники. В конце 80-х, когда всё совхозно-колхозное начало постепенно приходить в упадок, а кооперативное движение — наоборот, развиваться, Жорик открыл свою мастерскую, где ремонтировалось все — от машин до электрических утюгов. И молодые быстро встали на ноги в финансовом смысле. Родив второго ребенка, Вера ушла с работы, а из декрета и возвращаться обратно не стала: Георгий достаточно зарабатывал, чтобы обеспечить семью и обойтись без её небольшой зарплаты. И если добавить к списку его достоинств ещё и тот факт, что он был непьющим, то для окружающих семья их была практически недосягаемым идеалом.

Жена, Вера, при регистрации взяла, конечно, Жорину фамилию, какую-то, правда, неблагозвучную — не то Геев, не Вшивцев, и не упомнишь. Но её, фамилию эту, никто не помнил, и по ней ни Жору, ни Веру никто не называл, только в официальных документах она и фигурировала. Их обоих называли Подгорными, и в глаза, и за глаза. Да Жорик и не спорил, ему нравилось, благозвучно — Георгий Подгорный!

Подгорными пара была до самой середины 90-х. А потом вдруг начало происходить неожиданное. Сначала Вера с Георгием появились в местном ЗАГСе и подали заявление на смену фамилии, уже через пару месяцев став Фейхельбаумами. А через некоторое время Тамара, жена местного начальника милиции, проговорилась теткам в местной парикмахерской, что ее Толик был в городе на совещании и оттуда привез сногсшибательную новость: Фейхельбаумы подали заявление на выезд.

Тетки от любопытства высунули головы в бигудях из-под колпаков сушилок с профилем металлической ракеты на корпусе:

— Это куда ж они?

— Куда-куда, — потянула время Тамара, наслаждаясь ролью звезды на сцене. — В Израиловку свою.

Тетки ахнули хором.

— За границу? В командировку просятся? — первой глуповато нарушила тишину жена заведующего колхозным рынком.

Тамара презрительно фыркнула:

— Бери выше: в э-ми-гра-ци-ю!

— Навсегда? — изумленно выдохнула аудитория.