Любовь не помнит зла (Трава под снегом)

— Да ничего. Надеюсь, отлежусь.

Командор старался идти очень бодро. И по лестнице наверх поднялся бодро. Раздевшись, лег в постель, глянул в окно на луну и отвернулся, вяло махнув рукой. Сгинь, мол, зараза. У меня сын в доме ночует. Я не один, не один.

Леся так и не смогла заснуть этой ночью. Андрей тихо посапывал рядом, лежа на спине, и она жалась к нему, как испуганный ребенок. Поднявшаяся в душе тревога то билась мелким бесом, то застывала. Когда тюль на окне высветился узором на фоне бледного рассвета, Леся села на постели, помотала головой в изнеможении: не может она больше находиться в этом доме, сил нет. Даже просто так лежать не может. Устала.

Натянув на себя одежду, она приоткрыла дверь гостевой комнаты, на цыпочках прошла по коридору. Вот и гостиная. Та самая. И диван стоит на том же месте, напротив огромного плазменного экрана телевизора. Постояв около дивана, Леся закрыла глаза. Странное чувство овладело ею, будто жившее внутри воспоминание потребовало дополнительного самоистязания. Как будто мало оно истязало ее все эти годы. Жило в ней изо дня в день, руководило поступками, давило на плечи, пригибая все ниже и ниже. Как все это было? Надо вспомнить заново.

Она пришла, села на диван. Игорь пошел принести ей воды. А потом телевизор включили. Вот этот самый. Сначала кадры популярной телепередачи пошли, а потом… Потом…

Нет. Не так все было. Надо вернуться туда, к самому началу. Она тогда пошла Валентину искать. Поднялась по лестнице и пошла, пошла прямо по коридору.

Медленно встав с дивана, Леся сомнамбулой дошла до лестницы, поставила ногу на первую ступеньку. Вот так. Потом на вторую. Дальше. За округлой площадкой сразу коридор начинался. Вот, вот это место! Около двери в хозяйскую спальню. Именно из этой двери Командор вышел ей навстречу.

— Кто там? Это ты, Андрей? — вздрогнула она от тихого голоса, громом раздавшегося в коридорной тишине.

Боже, а дверь-то в спальню приоткрыта! От ужаса Леся дернулась, собираясь бежать, но ноги будто приросли к месту.

— Нет, это не Андрей. Это я, Леся, — проговорила она дрожащим голосом. — Вы почему не спите? Вам плохо?

— Нет. Мне нормально, Лесь. Ты зайди, не бойся. Я все равно не сплю. У меня бессонница.

Леся робко шагнула за порог, постояла, вглядываясь в предрассветную зыбкость, ползущую в комнату из большого окна.

— Заходи, заходи, не бойся. Ты вовремя пришла. Если бы не пришла, я через минуту бы умер.

— Так вам все-таки плохо? — Леся повернула голову на грустный, звучащий вялым шуршанием голос Командора. — Давайте я Андрея разбужу.

— Нет. Не надо. В смысле физики я ничего, нормально себя чувствую. Я о другой смерти говорю.

Он полусидел-полулежал на одной половине огромной кровати, навалившись спиной на подушки. Одеяло закрывало его по пояс, руки лежали вдоль тела. А голова была повернута чуть влево, к окну.

— Узнаешь место, Леся? Это та самая спальня. Да ты наверняка помнишь, что я с тобой тогда сотворил.

— Не надо. Прошу вас. Пожалуйста.

— А вон там, на комоде, камера стояла, — словно не слыша ее, продолжил Командор своим вяло шуршащим, почти мертвым голосом. — Я ее вон той статуэткой прикрыл. Золотым амурчиком. Видишь? А на постели — ты, дрожащая, перепуганная, сломленная.

— Не надо. Хватит. Прекратите. Я прошу вас, замолчите немедленно! — хриплым надсадным шепотом прокричала Леся и то ли разрыдалась, то ли закашлялась, прижав ладони к лицу. — Зачем, зачем вы?

— Не знаю, зачем, Лесь. Нет, вообще-то я знаю, конечно. Я понял, я давно понял. Просто не хотел сам себе в этом признаться. Он прав, он прав! Такое нельзя простить. Никогда. Он прав! Он совершенно правильно все сделал, мой сын. Вы утром уедете, а я больше никогда… Вот утром я и умру. Когда вы уедете.

— Не… Не говорите так.

— Ты не плачь, Леся. Ты прости меня. Хотя о чем я? Какое, к черту, прощение? Такого действительно не прощают. Ты береги его, ладно? Он молодец, он все правильно сделал. Ты по всем статьям отомщена, девочка.

— Да не надо мне никакого отмщения! Зачем оно мне?.. Мне… простить вас легче, чем получить это ваше дурацкое отмщение! Я… Я прощаю вас! Прощаю! Вы меня слышите? Я прощаю вас!

Она снова прижала ладони к лицу, заплакала уже по-настоящему, чувствуя под пальцами горячие слезы. Казалось ей, что пространство комнаты заходило вокруг ходуном, будто возмущаясь неожиданно вырвавшимися словами о прощении. И правда — почему? Почему она это сказала — прощаю? Не думала, не гадала, не собиралась — само по себе вырвалось. И даже досады на душе никакой не было. Одни сладкие слезы бегут и бегут, и в голове стучит сильно, так сильно, будто бьет ее что-то изнутри. Бьет, бьет…

Леся вдруг вздохнула глубоко и свободно, будто вынырнула из-под толстого слоя воды. Потом еще раз вздохнула, отняла руки от лица, огляделась. Странное у нее появилось ощущение, будто она подпрыгнула высоко и парила под потолком спальни. Будто вылетела из толстой ореховой скорлупы и парила. Тяжелый последний всхлип толкнулся в грудную клетку, и она снова вдохнула в себя воздух коротко и отрывисто и замерла, прислушиваясь к себе.