Любовь не с первого взгляда

Ему было неприятно и унизительно это объяснять: он по праву гордился провёрнутой интригой, и упрёки королевы задели его до глубины души.

— Да?! — между тем, закусила удила Кая, которая в его спокойной и отстранённой манере увидела вызов. — А почему вы так настаиваете на отмене пошлин для них при торговле с Махией? — выплеснула обиду она.

— Это вашему брату пришла в голову идея заполучить горные деревни! — возмущённо перевёл стрелки Канлар.

— Вы могли бы придумать что-то иное! — обличительно заявила Кая, в раздражении вставая.

— Вы меня в чём-то обвиняете? — холодно спросил он.

— Пока нет. — Столь же холодно ответила королева, и тут же задала следующий вопрос: — В какие интриги вас втянула княжна?

Слегка зверея и от ситуации вообще, и от её тона, он процедил сквозь зубы:

— Это допрос? Быть может, вызовем секретаря, составить протокол? Впрочем, — обозлившись, зашагал он по комнате, — зачем нам секретарь, вы же приставили ко мне персонального шпиона! — припомнил он лютниста.

— Не я, а разведка! — разозлилась Кая.

Он замер, не закончив шага, медленно повернул к ней лицо и язвительно переспросил:

— А разведка разве не вам подчиняется, ваше величество?

Покраснела ли королева от гнева или от смущения, не представлялось возможным понять.

— Вы слишком бравируете вашими двусмысленными отношениями с Анджелией! — вернулась к нападению она.

— В самом деле? — его голос упал до шёпота. — Напомните мне, разве не в этом была вся идея? Если мне не изменяет память, ваше величество, — с убийственной любезностью напомнил он, — вы избрали себе в мужья именно анжельца как раз для укрепления связей с этой страной. Чем ваш покорный и верный муж и занимается, — насмешливо раскланялся он. — С большим успехом, позволю я себе отметить!

Не дождавшись её ответа, он в бешенстве развернулся и направился к выходу.

Уже в дверях кабинета его нагнал её странно срывающийся голос:

— Спорим… спорим люстра сейчас упадёт?

В глубоком недоумении он обернулся и машинально посмотрел на потолок. Люстра невозмутимо отсвечивала гранёнными хрусталиками свет свечей и явно не собиралась никуда падать.

С ещё большим недоумением он перевёл взгляд на неё. Её странно бледное, напряжённое лицо было наполнено самым беспросветным отчаянием.

Через три удара сердца до него дошло.

Гнев и обида никуда не делись; они по-прежнему владели им. Владели, но отошли на второй план.

На первый — выступило глубокое, жалобное чувство осознания того, что и она в этой ситуации чувствует себя мучительно, и её сердце ранено не меньше и кровоточит сейчас, раздираемое страхом, что он в своей обиде уйдёт сейчас и оставит её одну справляться с теми ранами, которые они со зла нанесли друг другу.

— Ну что ещё за игры… — пробормотал он себе под нос с огорчением, вернулся и поцеловал её — скорее сухо и отстранённо, но, безусловно, бережно.

К его глубокой неожиданности, она вдруг беспомощно прижалась к нему и разрыдалась в его плечо — самыми обычными, простецкими женскими слезами, с всхлипами и рыданиями, а не той пародией на плач, которой она довольствовалась со времён своего детства.

Он был деморализован и ранен осознанием того, что ей стало настолько больно из-за его грубости.

Будто этого было мало, она вконец добила его, жалобно пробормотав куда-то ему в плечо:

— Прости… прости меня, пожалуйста.

— Помилуй, женщина, — пробормотал он ей в макушку, обнимая нежно.

В эту минуту ему казалось, что он один виноват во всём, что это он был нетерпимым, грубым, глупым. Ей же, напротив, казалось, что это она одна виновата — злая, несправедливая, властная.

Истина, конечно, была где-то посередине, но до этой мысли они додумаются ещё не скоро. Не всё и сразу.

— Пойдёмте, поговорим, — вдруг тихо предложил он, увлекая её к софе.

Удобно устроил в своих объятьях, целовал куда-то в лоб, гладил по волосам, стирал слёзы.

Наконец, она успокоилась, — и тут же замерла ледяной статуей, чувствуя ужас и стыд перед своим срывом, который, со всей определённостью, казался ей вопиюще недопустимым.

— Конфликты неизбежны между живыми людьми, дорогая, — неожиданно для неё начал тихо объяснять он.

Она сидела в кольце его рук спиной к нему и не видела его лица, но по голосу была почти уверена, что оно серьёзно и напряжено.

— Коль скоро в нашем супружество, — продолжил неспешно он, — вы перестали изображать снежную королеву, а я — безупречного лорда, то мы неизбежно сталкиваемся с этим живым процессом. У вас есть свои желания, у меня — свои. Вы чего-то ожидаете от меня, я — от вас. Иногда наши желания и ожидания не сходятся. Это естественно.

Он замолчал, подбирая дальнейшие слова, а королева вставила свою мысль:

— Это естественно, но… Но почему нельзя поговорить по-человечески? — с горечью и ощутимым недовольством собой возразила она.

Он еле слышно рассмеялся — она почувствовала это скорее по вибрации его тела, чем по звуку, и объяснил:

— Очевидно, я задел вас за больное. Что вас так вывело, мои анжельские шашни? — с явственной улыбкой в голосе спросил он.