Любовь – не сахар, сахар – не любовь (сборник)

Он демонстративно поцеловал мне руку и, честно отыграв свой блестящий эпизод, направился к выходу, привычно разбрасывая сияющие усмешки знакомым за соседними столиками. Охранник молча отошел к барной стойке. Я резко обернулась к Игорю:

– Чего ты хочешь?

– Я хочу знать, где моя дочь? – Даже в праведном негодовании он жалко нервничал и трусливо оглядывался по сторонам. – Два дня назад Юля собрала вещи, сказала мне: «Я тебя ненавижу и убила бы тебя, не задумываясь, если бы она не запретила мне это делать…» – и ушла. Что ты ей сказала?

– Все, – вежливо улыбнулась я.

– Мы звонили в милицию…

– Знаю. Они обратились к нам. Им разъяснили, что Юля просто поссорилась с родителями. И теперь снимает квартиру, поскольку ее гонорар позволяет ей это делать, в то время как паспортный возраст позволяет самой решать за себя: стоит ей или нет общаться с любимыми папочкой и мамочкой.

– Да, она звонила и сказала матери, что прощает ее, но я для нее умер. Жена плачет уже два дня подряд…

Я равнодушно пожала плечами:

– Ну что ж, я тоже плакала, когда ты бросил меня ради нее.

Подперев рукой подбородок, я отстраненно смотрела на него, безуспешно пытаясь понять, как этот потасканный человечек со смятым, словно исписанный лист бумаги, лицом исхитрился когда-то испортить мне жизнь.

– Я бросил тебя не ради нее, – противно взвизгнул он, – а ради Юльки! Я не мог оставить дочь…

– Можешь не повторяться, – пренебрежительно усмехнулась я. – Все это я уже слышала тринадцать лет назад. Такие люди, как ты, вечно сваливают все на детей. Не задумываясь, что когда-нибудь тем придется расплачиваться по счетам за все их грехи. Ты сделал ее ответственной за собственную подлость, воровство и убийство. И если сейчас я спрошу тебя, почему, спустя эти тринадцать лет, ты остался таким же ничтожеством, как и был, ты ответишь мне: «Я жил ради дочери. И у меня не было времени…»

– Да, я жил ради своей дочери! – с ненавистью прошипел он. – Я зарабатывал деньги, чтобы вырастить ее. Ты не можешь меня понять, потому что у тебя самой нет детей!..

– То, что у меня нет детей, – уточнила я с убийственной светскостью, – исключительно твоя вина. И, признаюсь, сначала я хотела заставить Юльку расквитаться за все, что ты сделал. Заставить ее плакать по ночам, резать вены, мучиться от бессилия перед несправедливостью, выжечь, вытравить, выхолостить ее душу и выбросить на помойку такой же злобной стервой, как я сама. Но потом я поняла: не ее вина, что ты сделал из нее козла отпущения. Твоя дочь – эта девочка-монстр из моих страшных снов – ни в чем не виновата. Она действительно любит меня, а я люблю ее. И единственный человек, который должен мне заплатить, – это ты сам.

– Чего ты хочешь? – бессильно спросил Игорь. Его маска гнева размякла и расплылась в убогую, слезливую покорность.

– Ничего, – ответила я, одаривая его самой обворожительной из всех своих улыбок. – Ты уже заплатил мне своей дочерью. Дороже – не бывает.

Я встала и махнула рукой охраннику, чтобы тот расплатился по счету. Моя проклятая любовь смотрела на меня постаревшим сморщенным лицом, скомканным, как лист бумаги, безжалостно выдранный из старого дневника… А девочка из желтого Гидропарка ждала меня дома, заполняя собой всю его пятикомнатную пустоту, которую никогда не мог согреть мой декоративный муж. Сейчас она наверняка лежала в постели в моей зеленой шелковой пижаме, с очередным куском разучиваемого сценария в руках, смотрела на часы и отбивала секунды нетерпеливой пяткой, стараясь пришпорить время. Я улыбнулась ей и, взглянув на Романовского, с облегчением поняла, что больше не чувствую к нему ненависти. Так, жалкая куча старого тряпья из моего прошлого. Куча дернулась и попыталась что-то сказать. Но я осадила ее холодным кивком – температурой минус двадцать по Цельсию:

– Все. Свободен.

Из книги «Секс и город Киев» [3]

Тринадцать минусов быть женщиной Эссе