Любовь небесного цвета

Российские «защитники нравственности», доказывая подрывной характер деятельности Российской Ассоциации Планирования Семьи (РАПС), утверждали, что в одной из ее брошюр для первоклассников приводится рисунок мужских половых органов. Из-за этого на одной из передач телепрограммы «Национальный интерес», произошел комичный случай. Когда И. Медведева или кто-то из ее единомышленников повторили это обвинение, руководительница РАПС И. Гребешева заявила, что это клевета, и потребовала показать картинку. Показали — выяснилось, что брошюра адресована не первоклассникам, а подросткам и их родителям. Публике все стало ясно. Но тут поднялся молодой человек и спросил: «А что, тетеньки, которые поднимают весь этот шум, они сами когда-нибудь видели живую письку? Первоклассники ее точно видели, так что если бы даже брошюра была адресована им, что тут страшного?». К сожалению, эта реплика в передачу не вошла.

В XVII–XIX вв. нормы приличия в изображении детской наготы, даже в сюжетах мифологического характера, стали более строгими. Тем не менее зрители за исключением лично причастных, не замечали того, что образы нагих и полунагих мальчиков и юношей имели подчас гомоэротическую окраску. Барон Фредерик Лейтон (1830–1896) был самым уважаемым английским художником конца XIX века, а Генри Скотт Тьюк (1858–1929) — академиком. Неприятности — и весьма серьезные — возникали только если художник настаивал на фронтальной наготе или, как С. Соломон, был замешан в бытовом сексуальном скандале.

С взрослыми мужчинами было сложнее. В западной живописи мужское тело не могло быть объектом откровенно эротического взгляда. Особенно много страхов вызывала фронтальная нагота. Когда ученик Давида Жан-Огюст Энгр (1780–1867) в картине «Ахилл, принимающий послов Агамемнона» (1801), изобразил полностью обнаженного Патрокла стоящим лицом к зрителю, в то время как полунагой Ахилл, держащий в руках золотую лиру (он только что услаждал своего друга игрой и пеньем), поднимается с ложа навстречу гостям, это было необычайно смело. В американских каталогах художественных фильмов, при решении вопроса, можно ли показывать их подросткам, по сей день учитывается наличие «фронтальной мужской наготы»; видимо, у гетеросексуальных критиков, в отличие от женщин и геев, мужской зад эротических ассоциаций не вызывает.

Дело было не только в цензурных запретах и условностях. В отличие от женского тела, которое было в европейском искусстве прежде всего эротическим объектом, мужская нагота выполняла совершенно другие идеологические функции.

«Хотя гармония, пропорциональность и трансцендентная красота греческого идеала подчеркивались, он был освобожден от всякого эротизма. Маскулинность должна была отстаивать неизменные ценности в изменяющемся мире и воплощать в себе динамичное, но упорядоченное изменение, направленное к соответствующей цели».

Джордж Моссе

«Мужественность» была одной из главных осей самоопределения буржуазного общества и национальной идеологии, гарантией сохранения существующего порядка против покушении на него. Канон маскулинности исторически формировался как антитеза женственности и гомосексуальности. Применительно к образу мужского тела, это означало формальное заимствование греческого эталона мужской красоты, при жестком подчинении его национальным символам.