Любовь… Нелюбовь…

Машка чувствовала, что задумываться о том, как они полетят – не надо. Она вообще страшно боялась высоты, хорошо еще, что папа -инженер самолетчик, успокоил ее перед полетом, что кукурузники не падают – планируют. Поэтому она решила, что закроет глаза и ни на что не будет обращать внимания. Однако, не обращать внимания не получилось, самолетик бросало в ямы, он то падал, как обрубленный, то снова воспарял, и в животе у Машки при этом неприятно ухало. Хорошо, еще не тошнило – а народ вокруг живо доставал пакетики и страдал. Тамаре и Игорю явно было не очень, они опустили головы и болтали ими, как больные куры. Петр дремал, а вот Семен Исаакович с Ольгой весело переговаривались и по очереди хлебали что-то из небольшой фляжечки, закусывая пряником.

Машка, сладив со своим прыгающим желудком смотрела в крошечное окошко вниз. А там внизу летели снежные просторы тундры – синий и бесконечный снег, лишь кое-где испятнанный редкими кляксами деревень и исчерченный тоненькими прожилками рек. Именно такой, как рассказывал им перед отъездом Зам, рассказывал тихонько, за вечерним чаем – своим глубоким, достающим Машку до глубин души голосом. И летела под крыльями пороша, заметая все, что было у нее ДО…

Глава 7. Гостиница

Когда самолет приземлился и открылись скрипучие двери – то снежный вихрь просто ворвался внутрь и на мгновение прервал дыхание. Компания ученых овец неуверенно толклась среди огромного белого поля, которое оказалось аэродромом. Машка даже не представляла себе, что на свете бывают такие аэродромы. Наверное, сверху – это выглядело так – кучка темных точек около серебристого игрушечного самолетика, серый спичечный коробок какого-то здания (потом стало понятно, что это отхожее место – дощатое и дырявое) и длиннющий шест, на котором болтается длинная полосатая колбаса. И все это среди бесконечного белого безмолвия. Этакий сюр. Сон. Или бред. Это потом уже Машка узнала – что колбаса – совсем не колбаса, она имеет гордое название «ветроуловитель». А сразу ей показалось, что это Гулливер забыл свой сачок.

Вдали виднелись какие-то домики и именно от них, прямо по белому полю несся агрегат. К агрегату было прицеплено что-то еще и только, когда данная система приблизилась, Машка разглядела, что это снегоход и сани. Причем все это мчалось не в одиночестве, сзади виднелся еще один. Аккуратненько затормозив, видно, так, чтобы сани не наскочили на него сзади, водитель красиво соскочил со своего коня и радушно показал на сани. Совершенно околевшие командировочные суетливо распределились на сиденьях, укрылись настоящими шкурами (Машка даже понюхала одну, прямо настоящий волк) и, крепко держась друг за друга помчались в снежном вихре куда-то в неизведанную даль.

Правда, неизведанное очень быстро и обыденно закончилось, потому что снегоходы затормозили у длинного серого здания, похожего на барак. Над крылечком под покосившимся козырьком красовалось яркое и гордое название гостиницы. Зам пожал руки встречающим, которые своими одинаково красными лицами были похожи на близнецов, те так же браво, как на аэродроме вскочили на своих мустангов и умчались. Он подпихнул Ольгу и Машку к крыльцу, подхватил совсем осоловевшую Тамару и всей толпой они ввалились в сени. Это были именно сени, не вестибюль, не коридор – сени, промороженные, звенящие от холода и темные. Потопав оледенелыми в своих белых сапожках ногами, безуспешно пытаясь стряхнуть примерзший снег, с трудов разлепив заиндевевшие ресницы, Машка, наконец смогла нормально вздохнуть и осмотреться. Смотреть, правда было не на что и, с облегчением увидев легкий парок из приоткрытых дверей, все протолкнулись дальше, в тепло. Сразу за дверями сеней начинался длинный коридор. Пустой, еле освещенный, но зато теплый. На полу лежала совершенно вытертая дорожка, которая казалась единым целым с немытым дощатым полом, такие же дощатые стены были уляпаны плакатами. Около лестницы на второй этаж дымился огромный бойлер, из которого торчал косой, но блестящий кран. Вдоль стен стояли пара длинных узких лавок, накрытых ковриками, над лавками тянулись полки с потрепанными журналами. Семен Исаакович усадил Тамару на лавку, Ольгу поманил с собой, и они исчезли где-то в глубине гостиницы. Игорь осторожно присел на лавку, его костлявые ноги не помещались в узком коридоре, и он их ломано изогнул, вдруг став похожим на тепло одетого кузнечика. Зато Петр чувствовал себя отлично. Небольшой, но кряжистый, с крепкой короткой шеей и большими клешнястыми руками, он, впрочем, везде чувствовал себя своим. Вот и сейчас, что-то пожевывая и зыркая по сторонам крошечными острыми глазками, он подошел к полке, выбрал журнал и с силой плюхнулся на единственный стул, стоящий у бойлера. Потом плеснул кипятка в алюминиевую кружку, глотнул и откинулся на спинку, прикрыв глаза.