Любовь нельзя купить

«Такие красивые», — подумала Дафна. Ей захотелось расплакаться от этого знака внимания, особенно учитывая то, что зятю, должно быть, ненавистен ее приезд. Но она не имела права расслабляться. Стоит только потерять контроль над собой, как знать, что она потом скажет или сделает? Поэтому она крепко поджала губы и взяла цветы.

— Спасибо, — сказала она. — Но я не могу находиться рядом с ними. Пыльца лилий оставляет ужасные пятна. Их ничем не вывести. Фиона, поставь цветы в вазу и убери подальше, чтобы они ничего не испачкали.

Это прозвучало резче, чем она предполагала. Так всегда происходило, а почему — она и сама не знала. В шесть вечера она приняла лекарство, боль поутихла, и Дафна, видно, решила возместить недавнее проявление слабости, сообщив голосу твердые нотки. Ей просто не хотелось, чтобы Фиона подумала, будто она совсем ослабла и выжила из ума.

Но дело всегда кончалось тем, что она говорила самые настоящие грубости. Она пыталась изменить себя, но не могла. «В моем возрасте это невозможно», — мысленно обращалась она к членам своей семьи, когда они смотрели на нее, будто сожалея о ее затянувшемся пребывании на этой планете. Но она молчала. Она никогда не разговаривала на эту тему ни с кем из своих детей, а теперь уже было слишком поздно начинать.

Грэм проглотил обвинения в неблагодарности, которые грозили выплеснуться наружу. Ему хотелось сказать, что Дафна склочная женщина и ужасная мать, но он пожалел Фиону.

А вот Фиона не собиралась оставлять это просто так.

— Почему ты хотя бы раз не можешь быть любезной с Грэмом? Почему бы тебе просто не сказать: «Они красивые. Большое тебе спасибо за то, что ты приветил меня в своем доме. Спасибо за то, что переделал весь дом, чтобы мне было удобно. Спасибо, что не отослал меня в дом для престарелых». Между прочим, все твои сыновья и невестки просто мечтают тебя туда отправить.

Дафна и сама собиралась поблагодарить зятя, но не могла, особенно теперь, когда Фиона опередила ее. Только начнешь делать и говорить, что тебе велят, — конец твоей независимости. Потом можешь просто умирать.

— Я сказала «спасибо», — сдержанно проговорила она. — Прошу прощения, если вы ожидали восторженных речей. Я и не знала, что нужно благодарить членов своей семьи за каждый пустяк, который они для меня делают. Не помню, чтобы ты благодарила меня за все то, что я сделала для тебя.

Это было обычное вступление к типичной ссоре между матерью и детьми. Фиона знала его наизусть. Иногда у нее появлялся соблазн записать на пленку свой текст, чтобы в следующий раз, когда возникнет конфликт, можно было просто включить запись, и пусть она звучит, чтобы ей не нужно было утруждаться или даже находиться в этой комнате.

Но она решила, что не даст испортить сегодняшний вечер. Весело не будет, но пусть он хоть пройдет цивилизованно. Надо позвать детей. Они точно смогут сдержать Дафну.

— Раз уж это твой первый вечер у нас, то давай поужинаем вместе, — непринужденно произнесла она. — Дети! Накрывайте, пожалуйста, на стол!

Веселый топот четырех пар ног, раздавшийся на лестнице, снял напряжение у собравшихся на кухне. Фиона включила плиту, чтобы та разогревалась.

На кухню вошла Ребекка, их старшая, и лицо Дафны расплылось в улыбке.

— Привет, дорогая. Ты сделала домашнее задание?

— Да, бабушка. Мама, у меня есть время до ужина сыграть с бабушкой в карты?

— Конечно, целых десять минут.

Дафна проворно поднялась и пошла за своей ненаглядной внучкой в гостиную.

— Тебе не кажется забавным, что Ребекка — ее любимица, а ведь именно она похожа на тебя больше других? — спросил Грэм, впервые осознав этот факт.

— Не говори глупости! Просто Ребекка ведет себя с ней терпеливее других и не раздражает ее. Всем нравятся послушные дети. Поэтому она никогда не любила меня. И до сих пор не любит.

Грэм обнял ее:

— Любит. Только не знает, как это сказать или показать. Но это ее потеря.

— А что она потеряла?

— Тебя.

Фиона закрыла глаза, не зная, что ответить. Иногда доброта мужа казалась ей чрезмерной. Это было нежелательное наследство ее матери, которая тоже не умела с благодарностью принимать, что дают. Все годы замужества она настраивала себя на то, что должна просто позволить Грэму любить себя. Однако в присутствии матери это казалось трудноосуществимым. Она уже засомневалась в его любви. Прервав размышления, Фиона игриво подтолкнула его к двери:

— Иди переоденься. Вот попадет пыльца от лилий на твой костюм, что будем делать?

Прежде чем оставить ее одну на кухне, Грэм сделал вид, что обиделся. Этот вечер прошел не лучше других, хотя ужин был замечательный. Дафна была снисходительна по отношению к детям, хотя те вели себя хорошо. Вместе с тем она то и дело задевала Фиону и Грэма, отменяя все их замечания, чтобы дети доедали все, что у них на тарелках, не разговаривали во время еды и вообще вели себя как люди, а не как существа в каком-нибудь документальном фильме Дэвида Аттенборо.