Любовь неукротимая

Она вновь посмотрела на Габриэля. Он смеялся какой-то шутке партнерши. Пен вздрогнула, вспомнив, как он повел бы себя в подобном месте всего несколькими неделями ранее – происходящее потрясло бы его до спазмов в горле. А что сейчас? Сейчас Пен – не Габриэль – стоит в дальнем углу зала и дрожит, будто лепесток на ветру.

Кадриль заканчивалась. Пен наблюдала, как Габриэль провожает мисс Белл к группе юных леди. Они весело щебечут и смеются, а Пенелопе уже никогда не быть такой беззаботной – если она таковой и являлась когда-нибудь.

Внезапно в сердце Пенелопы поднялся гнев, к которому вскоре присоединились смущение и чувство вины. На кого она так злилась? На Майкла? На мисс Белл и ее подруг? Нет, Пен злилась только на себя – за то, во что превратилась ее жизнь. Прежде она и помыслить не могла, что когда-то сможет чувствовать себя на балу столь скованно. Когда она стала такой? Пенелопа не находила ответа на этот вопрос. Она избегала праздников после смерти Майкла, и теперь ей уже совсем не хотелось возвращаться к прежнему образу жизни. Но Пен никогда не обращала внимания на эти перемены в себе, как не замечала и привязанности к черному. Она просто жила.

– Все в порядке?

Вопрос Габриэля застал Пен врасплох. Она так углубилась в свои мысли, что не заметила, как он покинул щебечущую стайку и направился к ней через весь зал.

Нет. Все плохо. Но Пен не хотела говорить об этом, тем более здесь. Она хотела вернуться в Сомертон-Парк.

Пенелопа выдавила улыбку.

– Конечно. Более важно, как чувствуешь себя ты.

Обеспокоенность за Пенелопу не покидала лица Габриэля, но затмилась яркой триумфальной улыбкой.

– Никогда еще мне не было так хорошо. Правда. – Он медленно вздохнул, словно впервые в самом деле осознал, каково это – чувствовать себя хорошо. – Спасибо, Пен. Твой метод работает.

Пен улыбнулась, на этот раз искренне.

– Да, кажется, работает.

В зале раздались звуки вальса, и Габриэль протянул руку.

– Можно пригласить вас на вальс, миледи?

Пенелопа долго смотрела на его пальцы. Она очень любила вальс, но и его не танцевала с момента смерти Майкла. Эта частичка ее души оказалась безжизненной: Пен была не в силах воспротивиться своим чувствам и не могла согласиться на этот танец даже ради Габриэля. Вновь проснулся гнев – и сразу ушел, оставив после себя ощущение еще большей подавленности.

Пенелопа отрицательно покачала головой.

– Может, в другой раз?

Взгляд Габриэля вновь выдал его волнение, однако он медленно убрал руку.

– Разумеется.

– Вообще-то, – неуверенно начала она, проведя пальцами по лбу, – мне бы хотелось вернуться в Сомертон-Парк. Если не возражаешь.

Бромвич озадаченно нахмурился и сжал губы.

– Конечно. – Он галантно предложил ей свою руку. – Пойдем.

Габриэль провел Пенелопу сквозь толпу, каждая частичка его излучала напряжение. Но почему-то она знала: настроение маркиза имеет прямое отношение к ней. Пен с благодарностью приняла плащ и, когда они подошли к входной двери, едва ли не на лицо натянула широкий капюшон. Всего через пару минут они уже мчались назад к Джеффри и Лилиан.

В дороге Габриэль ни о чем не расспрашивал спутницу, хотя по его взглядам Пенелопа поняла: он сгорает от беспокойного любопытства. Но она лишь плотнее укуталась в плащ и отвернулась в сторону, наблюдая за ночным пейзажем. Ночь выдалась холодной и влажной, в лунном свете на листьях блестели капли воды. Все кругом было таким же хмурым и угнетенным, как чувства Пенелопы.

Когда они прибыли в Сомертон-Парк, Пен сама вышла из экипажа и поспешила к входной двери. Она не ждала, что их будут встречать, и едва ли не бегом направилась в свою комнату и заперлась на ключ. Впервые за последние две недели она собиралась лечь спать одна.

Габриэль стоял посреди гостиной, располагающейся между его комнатой и покоями Пенелопы. Он подошел к ее двери и протянул руку, чтобы постучать – как он уже делал трижды, – но опустил кулак. Какой в этом смысл? Она ведь велела ему уйти, но он не послушал. Он в любом случае войдет к ней в комнату.

Именно это Габриэль и сделал. Хорошо, что Пен не заперлась. Ему бы очень не хотелось объяснять Стратфорду, зачем понадобилось выбивать дверь.

Бромвич нашел Пенелопу не сразу – в комнате оказалось очень темно, лишь огонек камина давал легкое освещение. Сначала Габриэль посмотрел на кровать – но Пен там не было. Не нашлась она ни возле туалетного столика, ни у окна.

Наконец он заметил ее, сжавшуюся калачиком на стуле в дальнем углу. Пен обхватила колени руками, спрятав лицо; светлые локоны разметались по рукам и спине – она выглядела совсем как маленькое беззащитное дитя. Сердце Габриэля замерло.

Он быстро направился к ней и упал на колени перед ее стулом.

– Пен? Что происходит?

Когда Пенелопа подняла голову, Бромвич опешил. Плакать она уже перестала и слезы высохли, но оставили под глазами темные круги. Пен шумно втянула воздух.

– Я не могу больше вальсировать, – проговорила она, словно это могло все объяснить.

– Ничего страшного, – осторожно начал Габриэль.