Любовь незнакомца

— Заткнись! Заткнись, старая ведьма! — Он попытался схватить ее за плечо, но Мевис увернулась и встала за широкой спиной Кинкейда.

— Она ему не мачеха! — повторила она. — Уж кому, как не мне, знать тайны семейной жизни Ратледжей! Он грозился вырвать мне язык, — продолжила Мевис, обращаясь к Мэг и Кинкейду, — но я не боюсь его угроз! Мне многое известно!

Кинкейд изумленно посмотрел на старуху.

— Мевис, о чем ты говоришь? — растерянно произнес он.

— Я запрещаю тебе! — взвизгнул Персиваль. — Не смей болтать своим ядовитым языком!

— Запрещаете? — усмехнулась Мевис. — Тогда сами скажите Джеймсу правду.

Резкая колющая боль пронзила графа Ратледжа. Он вскрикнул, попытался глубоко вдохнуть, рухнул на колени и стал медленно заваливаться на бок.

— Не смей, ведьма, не смей… — прохрипел он, и его голова бессильно опустилась на грудь.

Слуга Сэм, который уже пришел в себя после удара Кинкейда, подбежал к своему хозяину и попытался помочь ему встать на ноги.

— Милорд, вам плохо, милорд… — испуганно забормотал он.

— Не трогай меня, Сэм, — еле слышно произнес граф Ратледж. — Беги за врачом.

Сэм, топоча, помчался вверх по лестнице.

Кинкейд подошел к графу, наклонился над ним и спросил:

— Пока слуга пошел за доктором, признайтесь, какую тайну вы так отчаянно пытаетесь сохранить.

— Джеймс, — прохрипел Персиваль, — не слушай эту старую каргу. Она лжет, она ничего не знает… — и он глухо застонал.

— Мне хорошо известны все секреты вашего проклятого рода, — заявила Мевис, — и я хочу, чтобы молодой хозяин знал, почему его мать так внезапно ушла из жизни.

— Мой отец убил ее? — прерывающимся голосом спросил Кинкейд. — Это… правда?

— Да, Филип убил ее, но он вам не отец, Джеймс. — Мевис громко и хрипло рассмеялась. — К счастью, в ваших жилах не течет кровь этого негодяя и мерзавца. Дьявольское проклятие миновало вас!

Несколько минут в подвале тишину нарушали только тихие стоны графа Ратледжа. Наконец Кинкейд изумленно спросил:

— Мевис, о чем ты говоришь? Филип — не мой отец?

— Нет, милорд, слава Господу, нет!

— Но в таком случае чей же я сын? — он кивнул на лежавшего на каменном полу Персиваля. — Его?

— Нет, милорд! — воскликнула Мевис. — Вы не из этого дьявольского семейства Рэнделов! В вас течет голубая кровь.

— Что? — прошептала Мэг. — Значит, Кинкейд не родственник Филипа и Персиваля? Он… не Рэндел… Но кто же он?

На сморщенном, изрезанном глубокими морщинами лице повивальной бабки появилось торжественное выражение.

— Он — Стюарт, — медленно изрекла она. — Стюарт.

Кинкейд широко раскрыл глаза, а Мэг тихо охнула, зажав рот рукой.

— Да, в жилах молодого милорда течет королевская кровь, — важно продолжала Мевис. — Он — брат нашего короля Карла II. Его отец, Карл I, однажды согрешил с вашей матерью. Так что, вы, Джеймс, незаконнорожденный сын короля!

Кинкейд глядел на старуху, пытаясь осознать смысл сказанных ею слов, а потом тихо произнес:

— Мой отец был королем Англии? Не может быть…

— Да, милорд, ваш отец — Карл I.

— А Филип знал, что…

— Разумеется, милорд! — перебила его Мевис. — Знал и ничего не мог с этим поделать. Король хорошо заплатил ему, чтобы он дал сыну свое имя. Теперь-то вы понимаете, почему лорд Суррей так вас ненавидел?

Кинкейд растерянно повернулся к Персивалю, ища подтверждения или опровержения слов повивальной бабки.

«Это какая-то нелепость, абсурд, — мелькнуло у него в голове. — У Мевис, очевидно, от старости помутился разум».

— Ратледж, это правда? — наконец обратился он к Персивалю. — Я — не Рэндел?

Персиваль хрипло прошептал:

— Ты — единственный, кто родился без физического уродства. Ты — красивый… в отличие от нас… Ты… не наш…

Мэг взглянула на лежавшего на каменном полу Персиваля, лицо которого исказили боль и страдание, и неожиданно для себя почувствовала жалость к этому жестокому, уже немолодому человеку, так и не узнавшему за свою долгую жизнь, что такое настоящее счастье.

Кинкейд встал на колени, склонился над Персивалем, тот еле слышно что-то пробормотал, затем его тело несколько раз конвульсивно дернулось, и он затих. Его широко раскрытые от боли и мучений глаза устремились куда-то вдаль. Кинкейд взял его за запястье. Пульса не было.

— Граф Ратледж мертв, — тихо сказал Кинкейд.

Он поднялся с колен и подошел к Мэг.

— Сердце остановилось?

— Да. Больное сердце — тоже наследственная болезнь обитателей замка, — пояснил Кинкейд. — Мой дед, то есть… не мой дед, а его отец так же умер.

Мэг крепко прижалась к Кинкейду и положила голову ему на плечо.

— Кинкейд… — прошептала она, — если бы ты знал, как я благодарна тебе! Ты спас меня…

Слабая улыбка тронула его губы.

— Мы обо всем поговорим с тобой позднее, любимая, — ласково сказал он. — А сейчас нам надо как можно скорее покинуть этот замок. Слишком много зла таится под его сводами. Пойдем, сердце мое.

Мэг задержала его руку.

— Подожди, мы не можем уйти отсюда сейчас! — воскликнула она.

— Почему?

— Здесь, в подвале, томится еще одна узница графа! Женщина!

Кинкейд переспросил:

— Что ты сказала? Еще одна узница? Господи… Где же она?

Он схватил лампу, поднял над головой.