Любовь Носорога (СИ)

— Ничего страшного, не пугайтесь так, — успокоила врач, не понимая, кажется, что сказала совершенно невероятные вещи. Носорог не может пугаться. Этого нет в его прошивке. — Просто надо понаблюдать. На ранних сроках такое бывает.

— Бл***… - тут я посмотрела на Пашу и поняла, что явно прошивка сгорела. Потому что выражение его лица было испуганным. — Тебе плохо? Больно?

— Больно! — рявкнула я и дернулась в его лапах в доказательство, — ты меня сильно держишь!

Он тут же расцепил ладони и аккуратно поставил на пол. Но рук не убрал. Так и оставил в районе талии, поглаживая большими пальцами живот.

Я смотрела на него, удивляясь новому совершенно выражению лица. Испуганная нежность. Внимание. Растерянность. И еще что-то…

Все, кажется я сломала Носорога. Совсем.

— Сколько уже? — и голос тоже незнакомый. Где мой любимый бесячий рык? Откуда этот нежный хрип? Что происходит вообще?

— Примерно восемь недель.

— А… Кто?

— Пока не знаю…

— Черт… Че ж ты творишь-то? Я же реально чуть не сдох, пока ехал…

— Ничего я не творю… И вообще…

— Дура ты, бл*…

— Мужчина, здесь поликлинника и беременные женщины, выбирайте выражения!

Резкий голос врача вообще никакой реакции не вызвал.

Да и все, что находилось за пределами нашего с ним незримого круга, тоже. Я удивленно огляделась, заметив на периферии Ленку с ее Мишей, а чуть позади — огромную горообразную фигуру Бати.

А потом мне резко стало не до всех. Ведь Носорог, судя по всему, доломался окончательно, потому что положил мне ладонь на живот, погладил и опять прошептав:

— Ну дура же упертая, в могилу сведешь, — опустился на колени, так, словно его ноги не держали, и прижался лицом к моему животу.

Скорее всего, эта сцена вызвала когнитивный диссонанс у всех, кто знал Пашу, да и, наверно, у большинства присутствующих.

А я только пальцы с наслаждением зарыла в его волосы, и подумала, что, пожалуй, это очень забавное зрелище — стоящий перед мной на коленях Носорог.

Эпилог

— Слышь, малая, а че за черт там возле тебя крутится? Конкретно сейчас? — голос Лысого, несмотря на внешнюю вальяжность, резал. Всех, кто его слышал. Ну, кроме малолетней стервозины, само собой. Той было как обычно насрать.

— Какого хера ты за мной опять шпионишь? — сука, этот ульразвук когда-нибудь барабанные перепонки вынесет, нахер.

— Ты на вопрос ответь, коза, бл*!

Лысый, мельком глянув на Пашину с Батей ухмыляющиеся рожи, скривился и встал из-за стола.

Носорог только проводил сочувственным взглядом. Не повезло мужику. Такую оторвищу в постель заиметь, это ж сколько сил надо, чтоб в узде держать! Не то, что его казачка.

Он иногда думал, что младшую стервотину подменили в роддоме, потому что нихера общего между сестрами, вот совершенно. Его Полинка — прямо солнышко, тепло рядом с ней, и жить хочется. И мир другими красками играет. Даже когда дуется на него, все равно светит.

Носорог закурил, привычно пробегаясь по графику роста в планшете.

И удачу приносит. По-прежнему.

Не зря Лысый, несмотря на вечный длинноногий напряг рядом, в целом спокоен, как танк.

И Сухой вроде как доволен, хотя по этому бывалому урке, перекинувшемуся в немецого герра, нихрена не поймешь. И надо держать ухо востро, конечно же. Но это Паше привычно, это нормально. Бизнес, в отличие от женской натуры, имеет свои четкие алгоритмы.

Его можно прогнозировать. А вот женщину… Особенно некоторых, глубоко беременных. И неглубоко тоже.

Паша непроизвольно поежился, вспомнив, как чуть не сдох, когда гнал через метель и заносы в больницу к своей, совершенно е***нутой казачке, вымотавшей за последние два месяца все нервы, как канаты размахрившей, до тонких нитей.

Ладно, в самом начале он вроде как виноват был. Из-за него ее похитили, из-за него пришлось весь этот лютый пи***ц пережить. И то, что он ее спас, то, что чуть коня не двинул на нервяке, пока ехал выручать, вообще не имеет значения.

И потом, то, что не рассказал ей вовремя про ту заваруху с ее родителями, тоже его вина, целиком. Ей было, на что обижаться. Ее можно было понять. Паша понимал. Терпел, удивляясь самому себе. Почему не делает, как раньше? Как обычно? Просто приехать, зайти к ней, вынести эту дверь дебильную, и утащить с собой, в чем была? Ну и пусть верещит. Он-то в курсе, что казачка все равно оттает, все равно в итоге даст. Не денется никуда. Очень уж она к нему восприимчивая. Как и он к ней. Взаимная, сука, восприимчивость. Классная вещь.

Но опять работала чуйка, не пуская делать херню. Потому что понимал, сопротивляться-то она не сможет. Но ему так не надо. Не надо ее прогиба. Не надо ее смирения. Ему другое надо. То, что он успел поймать тогда, в Москве, за эту их неделю. Нереальный кайф от ее готовности, нежности, покорности и… Активности. Эта прикольная игра, когда обе стороны прекрасно знают, что играют. И получают от этого кайф.

Он тогда впервые именно осознанно заметил, насколько тепло с ней. Насколько это правильно. Так, как надо. Так, как должно быть. Перед глазами постоянно картина: зеленая лужайка, собаки, дети. Полина. Он хотел так. И не хотел этого терять.