Хотя тоже, как оказалось, не до конца. Потому что раскачивало ее так, что Паша пару раз отвлекался и бросал взгляд на датчик ручника. Точно ли все в порядке. Полина в эти моменты протестующе стонала и очень однозначно двигала бедрами, уговаривая продолжить. Нимфоманка маленькая. Паша целовал, возобновляя движение, и опять уплывал в эту их нирвану на двоих, в это кайф, который прекращать не хотелось. И женщина под ним, такая открытая, доверчивая, ласковая, нежная-нежная, просто невозможно остановиться, хочется длить наслаждение бесконечно. И она стонет так, кто просто крышу сносит, в зверя превращает. Которым не хотел быть, но не с ней, не с ней! И нет возможности задержать это погружение, это падение. В нее. Только в нее. В ее глаза, распахнутые, сумасшедшие, не понимающие ничего, в ее губы, мягкие, пухлые, такие сексуальные, что это нереально просто. Не бывает таких губ. Только у нее. Только. И Паша не выдерживая, опять целовал ее, опять скользил губами по щекам, шее, куда доставал, куда мог, куда попадал, и двигался все резче и сильнее, не сдерживая себя, потому что она позволяла, потому что она хотела так.
- Паша, Паша, Паша, - Полина внезапно выгнулась, руки ее беспокойно заметались по сиденью, он перехватил одной ладонью, чтоб не отвлекали, уперся другой в дверь машины над их головами, и начал двигаться совсем уже бешено. Потому что она так хотела. Требовала. И он так хотел. И кончил за секунду до нее, и продлил свой кайф ее оргазменными сжатиями, ее стонами, ее судорожным изгибом шеи. И это настолько вкусно, настолько невозможно пряно, сладко, тяжело и остро, что даже и слов нет, чтоб это все описать. И мыслей в голове нет, чтоб их связать. И не надо ничего связывать, вот не надо. Надо только целовать, уже нежно, уже мягко, измученные губы, мокрые от пота виски, нежную шейку, только шептать всякие утешительные глупости, чтоб дать понять, насколько ты в кайфе. От нее.
И получать в ответ награду, ее еле слышный сладкий голос, повторяющий его имя:
- Паша, Паша, Пашаааа...
19
- Бегать не надоело тебе?
Носорог выпустил струю дыма в приоткрытое окно, откинулся на сиденье, лениво перебирая мои волосы. Я лежала у него на коленях, и вид мне снизу открывался невероятно притягательный. Широкая, поросшая негустым темным волосом грудь в расстегнутой рубашке, мощная шея, подбородок небритый. Лицо, словно высеченное на барельефе, жесткое и грубоватое. С неожиданно чувственным изгибом губ. Тело предательское, казалось бы, полностью удовлетворенное Бог знает, на сколько времени вперед, опять несильно дернуло сладкой судорогой от низа живота и в ноги. Пальцы в моих волосах замерли, затем продолжили свою ненавязчивую ласку. Хитрый Носорог! Поймал мою реакцию.
Но не заострил внимание. Значит, и в самом деле хочет поговорить. И я, как бы не была разнежена и мало на что способна, но все же не могла этот момент упустить.
- Можно подумать, я специально... - пробормотала я, делая попытку сесть, но пальцы чуть сжались, показывая, что не стоит дергаться.
Ладно, Носорог, я поняла. Лежим дальше. Тем более, что мне это только в удовольствие. И пальцы его грубые, так ласково перебирающие мои волосы, слегка массирующие кожу головы... Мммм... Нежность какая, мягкость... Кто бы знал, что он на такое способен...
- А нет? Боишься что ли до сих пор? - голос его, тихий и спокойный, так мало похожий на недавний ревнивый рев, и еще менее недавнее хриплое бормотание, был намеренно ленивым и отстраненным. Нарочно. Нарочито.
И я это почувствовала. Поняла, что ждет. Правды ждет. Ну, раз так хочет...
- Боюсь.
Рука в моих волосах замерла. Взгляд не опустился. Никакого волнения. Затяг, вдох. Выдох в окно.
- Почему? Больно делаю?
Господи! Ну вот как объяснить? Я стала испытывать дискомфорт в таком положении, и провела пальцами по мгновенно напрягшемуся прессу, отвлекая. Привстала, кошкой скользнула по телу, положила голову на грудь, потерлась, с удовольствием вдыхая запах кожи. Ловя момент. Кто его знает, может, после моих откровений, больше не придется этого делать? Надо надышаться до одурения. Чтоб хватило надолго.
Носорог не среагировал на мою провокацию. Ну как, не среагировал. Задышал, конечно, шумнее, рука, потерявшая мои волосы, рефлекторно прошлась по спине, заставляя чуть выгнуться и прижаться сильнее. Но положения не изменил. И взгляда не опустил. Ждал.
- Нет, не больно.
- А чего тогда?
- Паш... Ты бы себя сегодня видел у вагончика... Очень страшно, правда...
- Тебе-то чего страшно, не понял? Это Батя рисковал...
- Не могу объяснить... От тебя такое исходит... Агрессия такая, злость, что ломает просто...
Он помолчал. Опять затянулся. Выдох. Грудь мерно поднялась-опустилась. Я, прильнув, считала удары сердца и успокаивалась. Нечего переживать. Что бы дальше ни было, сейчас я могу говорить и буду услышана.
- Ладно. - Сказал он наконец, - ладно, тогда. А вообще? Сама же хотела... А теперь бегаешь? Чего хочешь-то?