Любовь оборотня

— Ваш отец не любит и презирает вас, молодой господин, — смягчая голосом безжалостную откровенность своих слов, произнес князь. — А император не особенно ценит. Я знаю, что вы старались хорошо относиться к моей дочери, пока вас не вынудили взбунтоваться, и даже сейчас по-настоящему не злитесь на нее. Вы ни на кого всерьез не можете держать зла. Вы добры, честны и талантливы. Я считаю ваши так называемые «пороки» ничем иным, как проявлением неуемной энергии молодости и вашей живой и пылкой натуры. Ваш характер и способности вызывают у меня уважение. И если вы решите остаться… Вы найдете здесь больше, чем прочное положение и выгодный брак. В Синьшэне вы обретете семью, которой у вас никогда не было — ту, где к вам будут относиться с любовью и уважением.

***

Полтора года спустя. Территория Двенадцати Воюющих Царств, Восточные степи, земли Северной Юй, город Маньсу.

— …племенам Восточной Инчан дозволяется вести торговлю с округами Шань и Син шкурами и зерном, а также отдавать дань лошадьми и мехами. Для Средней Сю пятнадцать мер серебра заменяются…

Ясный монотонный голос говорящего отчетливо разносился по просторному залу, в котором правители Двенадцати Царств выслушивали посланника императора — зятя князя Шу и будущего правителя княжества Синьшэнь, которому вменялось в обязанность время от времени объезжать сопредельные земли по таким вот поводам. Формально это называлось переговорами, однако на деле посланник явился сюда в знак того, что зоркий глаз империи ни на мгновение не перестает следить за делами Двенадцати Царств, а также чтобы уведомить о новых условиях выплаты дани.

— …кроме того, Западная Сян отныне обязана…

Встреча проходила во дворце правителя Юй (в Чиньяне бы его сочли, скорее, сараем), где собрались правители всех Двенадцати Воюющих Царств. Вообще-то они могли бы и сами приехать в Чиньянь, не переломились бы, но император Камичиро предпочитал, чтобы его представители держали себя в форме, чаще дышали свежим воздухом и лично следили за ходом дел на вверенных им территориях.

Выпрямив спины и, как полагалось, глядя строго перед собой, правители безропотно выслушивали условия, которые им зачитывал посланник. Не то чтобы эти условия сильно им нравились — спокойствие на переговорах обеспечивала отнюдь не их добрая воля или симпатия к империи, а чиньяньские воины в алом, своим присутствием молчаливо напоминавшие о том, кто в курятнике петух. Часть из них выстроилась по периметру зала, остальные — на площади перед дворцом.

Сам посланник, красивый и утонченный молодой господин с золотыми волосами, восседал на троне правителя Юй. Одетый в алые и бледно-золотистые шелка, среди более чем скромной (по меркам Чиньяня) обстановки дворца, а также правителей Воюющих Царств, носивших темную шерсть, кожу и шкуры, он смотрелся как пион среди сорняков. Его сопровождала супруга, молодая госпожа в темно-сером шелке. Жены правителей, оставшиеся снаружи, успели увидеть ее, когда она заходила в зал, и между собой сочли невзрачной, какой-то забитой и вовсе не заслуживающей такого красавца, как господин Кин.

Как уже было сказано, его слушали с вынужденным вниманием, однако в любой компании найдется задира, которому все нипочем. Уже не в первый раз господина Кина перебивал правитель Западной Сян — юный, неопытный, недавно дорвавшийся до власти и потому дерзкий, как необъезженный жеребец. Прежде он уже отметился несколькими комментариями с подтекстом «а не обнаглел ли ваш император». Однако, так как подтекст этот был хорошо скрыт безупречной формой, предъявить наглецу было нечего. Угомонив его пронзительным взглядом, Кин переводил глаза на бумагу и продолжал свою речь.

Хуже было то, что на каждую такую реплику находились согласные, и невысказанный ропот в зале нарастал — атмосфера накалялась, как воздух перед грозой.

Когда дело дошло до Западной Сян, болтун не стерпел и высказался в открытую.

— Почему это Западная Сян обязана! Мы не…

На сей раз некто в зале утратил терпение. Что-то просвистело по воздуху, и болтун упал навзничь без чувств. На лбу его наливалась здоровенная шишка, нанесенная небольшим, но тяжелым предметом — стальным метательным шариком. Задним числом собравшиеся осознали, что сей меткий удар был нанесен супругой господина Кина — княжной, как теперь они припомнили, Мэйвей, которая до сих пор держалась безмолвно и кротко.

— Молчать, когда моя булочка говорит, — коротко и четко сообщила Мэйвей.

И снова укрылась в тени своего господина.

В зале воцарились тишина и согласие.

Посланника императора «булочка» ничуть не смутила. Вообще, на все случившееся он и бровью не повел. Как только бесчувственного правителя Западной Сян унесли, молодой господин как ни в чем не бывало продолжил:

— …обязана выплачивать ежегодно четыре меры золота, а также…

***