Любовь оборотня

Что бы она ни делала, ему было все равно.

Однажды вечером он сел на коня и уехал вниз по тропе, в город. Незамеченная, Мэйвей последовала за ним. Не для того, чтобы досаждать ему своим обществом. А чтобы убедиться, что с ним все будет хорошо.

Он вошел в увеселительный дом, где посетители ужинали и слушали пение красавиц.

Кин никого здесь не знал, но для него сразу нашлась компания. Каждый хотел заполучить такого красивого и очаровательного молодого господина за свой стол. Гости наперебой угощали его и, распознав в нем человека из столицы, интересовались новостями Шихао и жизнью при императорском дворе.

Кин охотно болтал с ними. Ужинал, пил, улыбался девушкам… И сердце Мэйвей, притаившейся у открытого окна, пропустило удар: вот он, этот свет, который она так мечтала снова увидеть.

Кин принадлежал такому миру, а такой мир — принадлежал ему. Он засиял, лишь на миг ощутив себя свободным.

Мэйвей стало больно, но в то же время… В то же время она почувствовала себя счастливой, глядя на то, как счастлив он.

Он прав. У него своя сила. Но не та (или, вернее, не только та), о которой он говорил Мэйвей.

Сила украшать собой мир. Давать людям тепло и радость, вызывать улыбку на каждом лице — легко, инстинктивно и щедро, не ожидая ничего взамен. Нельзя укротить, приручить эту силу, ибо она — дар и существует сама по себе, как солнце, согревающее мир.

Ей вдруг вспомнилось, как Кин протянул руку навстречу его лучам. Свет играл на ней бликами, которые беспрестанно сменяли друг друга. «Покажи мне любовь», — сказала она тогда.

Мэйвей поняла.

Невозможно пленить солнце.

***

Той ночью в доме развлечений произошел удивительный случай. Далеко за полночь, когда половина посетителей разбрелись по домам, а прочие клевали носом, уже почти не слушая песен похрипывающих дев, в главном зале появилась медведица. Панда приблизилась к столу, за которым спал молодой господин из столицы, бережно сгребла его в охапку и унесла. Из работников заведения свидетелем тому стал лишь слуга, убиравший посуду. Он клялся и божился, что все было именно так, но хозяин лишь дал ему подзатыльник и велел не выдумывать. Гости же, которые все без исключения пили вино, решили, что им это привиделось.

***

Наутро Кин обнаружил комнату пустой. Всё, включая подарки Мэйвей, исчезло — осталось лишь самое необходимое. На ширме висели верхние одеяния. На столе дожидался завтрак.

Мэйвей явилась, когда он оделся и поел, а служанка унесла посуду. Княжна указала ему на дверь:

— Уходи.

— Куда? — спросил Кин.

Она взяла его за плечи и принялась подталкивать к двери.

— Уходи.

— Подожди… Ты что, отпускаешь меня?

Кин развернулся и всмотрелся в ее лицо.

— Уходи, — глядя на него прямодушно и откровенно, сказала княжна.

Сейчас она совсем не напоминала капризного и дурашливого ребенка.

— Правда? — ещё раз уточнил он.

Княжна промолчала, но все читалось на ее лице. Любовь, смирение, печаль, вызов.

— Прости, — сказал Кин.

Хотел было взять ее за руку, но не решился.

— Спасибо.

Княжна вскинула на него глаза, и они долго смотрели друг на друга. Впервые за все это время Кин ощутил безмолвное взаимопонимание с ней. Горькая обида переполняла Мэйвей, но она отпускала его чистосердечно и честно. У Кина потеплело в груди.

— Спасибо, — повторил он, искренне и от души. — Спасибо тебе. Уверен, ты найдешь своего человека. Будь счастлива.

***

Кин как раз направлялся к воротам, когда его остановил слуга и передал, что его желает видеть хозяин дома. Князь дожидался его в беседке у пруда с лотосами.