Любовь окрыляет

– А то! Ищут его уже второй год, и тут вдруг ты звонишь и просишь меня пробить номера машины, которая вдруг, оказывается, принадлежит документально Рамзину. Может, она там уже сто лет стоит, эта машина. А может, и нет… Я обязан доложить, Глеб, куда следует.

– Докладывай, – кивнул Карпов, прекрасно понимая Нестерова. – Может, даже я смогу быть чем-то полезен. Да, кстати, а как он выглядит, Рамзин этот?

– Вот фотографии я его не ношу с собой точно! – фыркнул, развеселившись, Витя. – Ладно, ты давай аккуратнее в поисках. Если что… Если что, звони. У меня есть с кем посоветоваться, помочь смогу. Слыхал я, Симаков тебя прессует по полной?

– Да уж…

– Редкая сволочь! Принципиальный – это одно, честный вроде, денег не берет и все такое. Но как человек – отстой! Будет кровь из тебя пить тонкой соломинкой, даже если и не за что. Ладно, Глеб, пора мне. Ты звони, если что. У меня есть ребята, которые будут рады помочь тебе. В свободное от основной работы время!!! Бывай, брат…

Братьями по крови они не были, конечно, но как-то так получилось, что их знакомство, насчитывающее уже лет десять, было прочным и основательным. Карпов не назвал бы Витю другом, потому что не ездил с ним на рыбалку, не отмечал вместе дней рождений, и семейные торжества они праздновали врозь. Это ведь включает в себя непременный ритуал дружбы, не так ли? Но вот помогать друг другу помогали всегда. И главное, ничего не требуя взамен.

Он позвонил Кристине. Осторожно справился у нее о делах, выведал номера телефонов матери и брата Кости Маркина, созвонился с обоими и напросился на встречу.

– Ничего нового мы вам не сообщим, – предупредила мать Кости по телефону. – От вас уже приходили люди, спрашивали. Сын так и не объявлялся и не звонил. Но раз вы настаиваете…

Карпов настаивал и уже через полчаса стучал в облицованную дубом дверь в пятиэтажной хрущевке.

Мать Константина Маркина, с чьей легкой руки и благословления Сима оказалась в то злополучное утро на беговой дорожке, встретила Карпова со сдержанной улыбкой. Среднего роста и плотного телосложения женщина продолжила так же улыбаться, провожая Глеба в единственную в квартире комнату.

– Одна живете? – Он огляделся, не обнаружил более никаких предметов, намекающих на чье-либо еще присутствие, и кивнул сам себе: – Одна…

– Что вы сказали? – уточнила она, указала ему на стул возле круглого стола у балкона. – Присаживайтесь, чаю хотите?

Чаю он не хотел, но не отказался. Пускай пока похлопочет, подумает, с чем он мог к ней явиться, придумает варианты ответов и, может, перестанет, наконец, так глупо и натянуто улыбаться.

Странная улыбка у этой женщины…

– Вот, пожалуйста, чай, варенье, сухарики с изюмом. – Она перечисляла все, что расставляла на столе, будто Карпов слепой и не мог этого видеть. – Булочку не хотите?

– Нет, спасибо, всего достаточно.

Карпов взял в руки чашку, пригубил. Чай оказался крепким, густым, сладким, таким, как он любил. И он с удовольствием выпил целую чашку и попросил еще. Женщина охотно налила еще, пододвинула сахарницу, снова озвучив, что это сахар. Карпов помешал чай, взял в руки сухарь, не удержался и начал размачивать его в чашке.

– Ой, Костик тоже так любит! – всплеснула руками мать Кости с радостным смешком. – Все время просит покупать ему сухарики и все время окунает их в чашку. Даже если они и свежие совсем и мягкие.

Карпову резануло по слуху, что Костик любит, а не любил. Мать принципиально не хочет говорить о сыне в прошедшем времени или заявляет об этом с уверенностью, зная, что ее мальчик жив?

– Я еще в молоко люблю сухари макать, особенно с маком, – признался с улыбкой Карпов.

– Костик тоже так любит!

– Сейчас в «Новом сезоне» такие славные сухари с маком. – Карпов взял еще один сухарь и, макнув его в чай поглубже, отправил в рот, едва слышно застонав: – Вкусно как!

– Ой, а я знаю, – подхватила женщина с готовностью. – Такой хороший магазинчик, такой хороший. И сухарики я там тоже позавчера брала и тоже с маком…

На последнем слове она неожиданно сбилась, испуганно глянула на Карпова, наблюдающего за ней с ободряющей улыбкой, и покраснела.

– Где он, Мария Ивановна? – спросил Карпов после непродолжительной паузы, в течение которой мать Кости старательно разглаживала на коленях подол байкового домашнего платья.

– Я не знаю, – тихо, но твердо ответила она, не поднимая глаз.

– Вы знаете, но скрываете это, потому что боитесь за жизнь своего сына.

– Боюсь? За жизнь?! – повторила она недоуменно. – Почему я должна бояться? Я… Я не боюсь.

Вот она и снова проговорилась, подумал Карпов с негодующим холодком. Сначала проговорилась, когда не решилась говорить о сыне в прошедшем времени, потом, что покупала для него сухарики в новом магазине. Теперь призналась, что оснований опасаться за его жизнь у нее нет.

Да он понял это с порога. Слишком уж беспечной выглядела Мария Ивановна для матери, у которой сын пропал в неизвестном направлении. Улыбалась все время как-то странно. Подумать о том, что мать равнодушна к сыну, Карпов не мог. Та с умилением рассказывала о том, как ее Костик любит кушать сухарики.