Борис Годунов сидел, откинувшись, в низком кресле с широко расставленными подлокотниками – босой, одетый в простой до обыденности стеганый бухарский халат, не имеющий никаких украшений, на голове его лежала такая же простая, вышитая катурлином тафья. Борода царя выглядела неухоженной, растрепанной, лицо отекло, щеки и лоб горели нездоровым румянцем. Как ни смешно сие прозвучит, но ежедневные пиры были тяжкой и неблагодарной работой, отнимающей все силы и размягчающей разум.
– Рад видеть тебя, Петр Иванович, – не отрывая головы от спинки походного трона, слабо улыбнулся самоназванный правитель. – Скажи мне, друг мой, что ты принес мне от князя Шуйского искреннее покаяние и клятву вечной верности!
– Я бы рад, Борис Федорович, – приложил ладонь к груди князь Буйносов, – но я совершенно не понимаю, каковое послание привез от своего гостя! Приехал он сам, одарил от души, ничего не пообещал, ничего не спросил. Выпил за мое здоровье, да с тем и уехал.
– Как интересно… – Веки усталого правителя поднялись. – Но ведь зачем-то он приходил?
Воевода в ответ смог лишь недоуменно пожать плечами.
– О чем беседовали? – Царь Борис опять устало приопустил веки.
– О том, как пушки для обороны Оки надобно расставлять, о семье, о детях. Ну, как обычно, коли говорить не о чем.
– У князя Шуйского нет семьи, – тихо напомнил Годунов.
– Так про мою вспомнили, – опять пожал плечами Петр Иванович. – За супругу князь тост поднял, про сына и детей спросил. Вел себя зело вежливо.
Борис Годунов помолчал в задумчивости, помял губы зубами, поинтересовался:
– Что спрашивал?
– Да что обычно спрашивают? Сколько лет, сосватана уже али нет?
– Сосватана? – ласково поинтересовался царь.
– Рано ей еще! Пусть еще годика два подрастет.
– А про сына чего спрашивал?
Князь Буйносов замялся.
– Не спрашивал… – понял Годунов. – Тогда расскажи мне о своей дочери, Петр Иванович.
– А что можно про пигалицу малую рассказать, государь? – развел руками князь. – Вроде как не дура, на здоровье не жалуется, собою пригожа. Коса толстая, глаза зеленые, бедра широкие…
– Что-о?! – резко поднял веки государь и даже приподнялся на троне.
– А что? – не понял Петр Иванович.
– Коли князь примчался сегодня, стало быть… Князь Шуйский мог сегодня увидеть твою дочь?
– Навещали они меня, Борис Федорович, – неуверенно ответил воевода. – Сегодня поутру уехали…
– Значит, видел!!! – рывком поднялся из кресла Борис Годунов. – Вот это да!
– Что? – вконец растерялся князь Буйносов.
– В гости к тебе Василий Иванович просился? – повернул к нему лицо государь.
– К себе звал… Вестимо, на ответное приглашение рассчитывает…
– Да!!! – ударил себе кулаком в ладонь самоназванный царь. – Вот это удача!
– Борис Федорович! – буквально взмолился воевода. – Да объясните же мне, грешному, что округ меня творится-то?!
– Я так надеюсь, это Господь услышал страстные молитвы патриарха Иовы и сотворил для нас чудо, – улыбнулся Борис Годунов. – Небеса даровали тебе силу для укрощения князя Василия Шуйского, Петр Иванович, для приведения его к покорности и смирению!
Воевода Большого Полка молча развел руками, демонстрируя полное непонимание услышанного.
Самозваный государь опустил взгляд, потер лоб, снова улыбнулся.
– Ты при дворе совсем недавно, Петр Иванович, и многого не знаешь, – почти ласково заговорил Борис Годунов. – Я же на сию службу пришел еще новиком и хорошо помню Василия Ивановича в юности. В те времена он ничуть не напоминал того угрюмого нелюдимого скупердяя, каким ты привык его видеть. Молодой Шуйский был разгулен, дружелюбен и весел. Жениться ему было запрещено, однако иметь друзей и знакомых, понятно, не возбранялось. Двадцать лет тому назад возле него появилась спутница именем Елена, с каковой князь не расставался почти пятнадцать лет, до самой ее кончины. После чего навеки помрачнел. Как ты понимаешь, в отсутствие таинства брака подобную верность можно объяснить токмо великой и искренней страстью. Я не очень хорошо помню княжну Елену, однако же одну ее черту забыть невозможно. Яркие зеленые глаза!
– А-а-а… – Петр Иванович наконец-то начал хоть что-то понимать.
– Сколько сейчас князю Шуйскому? Сорок семь али сорок восемь? – сам себя спросил правитель. – Самый влюбчивый возраст! Седина в голову, бес в ребро. Коли его прежние чувства вспыхнут снова… Тут главное не спугнуть, не дать сорваться с крючка. Сильно не давить, вытягивать потихоньку уступку за уступкой. Манить, обнадеживать, но не отдавать…
– Ты полагаешь, государь, что Василий Иванович откажется от своих планов на трон из-за глаз моей дочери?
– Не стоит, Петр Иванович, недооценивать силу любви, – покачал головой Борис Годунов. – Ради любви царевичи отказываются от высшего звания и идут поперек отцовской воли, ради любви царедворцы обручаются с бесприданницами, а красны девицы отказываются от княжеского титула, дабы выйти замуж за худородного любимого.
– Да сказки это все, государь! – снисходительно хмыкнул князь Буйносов. – Девичьи грезы. Покажи мне хоть одну таковую простушку в реальном мире!