Любовь Орлова

Исаак Дунаевский о работе над фильмом «Цирк»

Мы отказались от черновых фонограмм и заменили их фонограммами окончательными. Это совершенно новая специфика, это особый эмоциональный мир, в котором вынуждены жить все создающие картину, начиная от режиссера и кончая техническим работником. Создается музыка будущего эпизода, оркеструется по сценарным и изобразительным предположениям, которые в сознании режиссера, композитора и актера уже являются реальными, хотя и не существуют еще на пленке. Вот в этом месте будет то-то, а в этом то-то, и от этого «то-то» уже нельзя будет отказаться, раз фонограмма будет записана. Это приучает нас к жесткой художественной дисциплине, к чрезвычайно серьезному отбору художественных замыслов, это придает невероятную гибкость сценарию, в своих отдельных частях изменяющемуся в зависимости от той или иной музыкальной и ритмической находки.

Мало того, что актер и актриса, участвующие в этом эпизоде, записываемом на фонограмму, должны у микрофона переживать те ощущения, те эмоции, которые они должны будут в дальнейшем почти буквально повторить перед объективом съемочного аппарата. Это очень трудно, ибо после записи фонограммы отступления нет (конечно, исключая возможность переписывать фонограмму заново).

После записи фонограмма прослушивается, отбирается нужный вариант, который поступает в съемочную работу. Фонограмма транслируется в ателье, где происходит съемка, и тут-то актеры дополняют зрительно то, что ранее у микрофона они мысленно себе представляли. Потом эти две пленки, звуковая и изобразительная, идут в монтажный стол.

Как и все остальные звездные фильмы Орловой и Александрова, «Цирк» невозможно представить без песен. И музыка, и слова там очень важны – они несут как сюжетный, так и идеологический смысл. Не зря работа над картиной у Александрова началась с того, что они сели с Дунаевским и написали музыкальный сценарий, потом записали фонограмму и уже под нее снимали сам фильм. «Когда я предложил это еще при подготовке «Веселых ребят», на меня зашикали: «Виданное ли это дело!» – вспоминал он. – Пришлось пустить в ход главный аргумент: «В Америке все так снимают!» Поверили на слово, согласились с моим предложением, хотя в Америке в ту пору под фонограмму снимал один Уолт Дисней, да и то рисованные фильмы».

Слова подбирались не менее тщательно. Первый стихотворный вариант «Песни о Родине» Александров забраковал, решив, что она идеологически правильная, но сложная для исполнения, то есть люди петь ее не будут. А он хотел, чтобы песни из фильма сразу «ушли в народ». Второй вариант был легким и, как сейчас сказали бы, «хитовым», но в нем не хватало пафоса, необходимого для песни о Родине. «Работа продолжалась, – писал Александров в воспоминаниях. – В спорах и даже в ссорах мы пытались найти то, что нам виделось в мечтах. Иногда наши мнения расходились, и мы прекращали работу. Затем, конечно, одумывались, и работа возобновлялась. Так появилось 36 вариантов «Песни о Родине». Но все они, на наш взгляд, не отвечали тем требованиям, которые мы перед собой ставили. И только тридцать седьмой вариант – «Широка страна моя родная» – нас удовлетворил…