Любовь от бездеятельности (Записки неврастеника)

Я с улыбкой читал сейчас запись 5-го октября, написанную вскоре после того дня, когда я чуть не убил Сашу. Решив посвятить всю жизнь борьбе за страдающих и придя к выводу, что для этого надо отказаться от личной жизни, я тип альтруиста стал считать идеалом, к которому должны стремиться все люди, и страдал, негодуя на окружающих, что они не стремятся к этому идеалу.

29 октября.

„Не была ли моя любовь к Саше функцией моего старого павшего мировоззрения?“ — вот новый вопрос, который заставил меня теперь настойчиво задуматься.

«Она — мой друг», писал я раньше. Да! она была для меня человеком, с которым я мог бы говорить, но она не возражала мне, она не помогала мне решать вопросы, над которыми я задумывался. В ней я видел человека, который мог бы меня поддержать в минуты отчаяния; но как она могла бы поддержать меня? — «Верь и надейся!» Не глупо ли звучат сейчас эти слова теперь, когда я вижу бессмысленность всей моей предыдущей жизни? Что могут дать мне сейчас милые слова и поцелуи?..

Если бы кто-нибудь, не зная, что я переживаю теперь, в минуту откровенности рассказал бы мне свою жизнь и, описывая свою неудачную любовь и разочарования в своих идеалах, яркими красками изобразил бы, что я теперь переживаю; и после этого сказал бы, что позабыл теперь про свои страдания, что он снова живет и вполне счастлив, то его слова явились бы для меня поддержкой. Рассказав свою жизнь, он нарисовал бы картину моего будущего и тогда я, увидев, что страдания мои можно пережить, энергичнее стал бы цепляться за жизнь. Но можно ли пережить все это. А Саша? Разве она может оказать мне такую поддержку, когда я вдобавок считаю ее виновницей моих страданий? Нет, ерунда моя любовь! «Дружба, участие и совместная работа» — только попытка обосновать «идейно» мое непонятное психическое, а может быть и чисто физиологическое стремление к Саше.

3 ноября.

Ко мне приходила Жернова просить нельзя ли ей по вечерам заниматься у меня, а то она на время переехала куда-то к знакомым, где ей мешают работать.

— Я не буду вам мешать! Хотите, я привезу свой столик, чтобы вас не стеснять? — просила она.

Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь был около меня, но было совестно ей отказать, тем более, что Жернова просилась только на неделю. Она рассказывала мне все N-ские новости, но разговор у нас как-то незаметно перешел на вопрос о любви.

— По моему любовь — это несомненно чисто физиологическое стремление, — говорила она, — и я удивляюсь, как некоторые могут серьезно смотреть на половые отношения, особенно мужчины.

— Почему особенно мужчины?

— Да потому, что мужчинам нечего терять!

— А что же теряют женщины? Только что ребенок...

— Нет, ребенок ничего. Можно и не иметь детей, а все же после первого романа будешь не та.

— Ерунда!

— Да, понятно это пустяки! Но... Впрочем, если бы мне понравился кто-нибудь, я не стала бы бояться.

— А если бы он потом бросил?

— Я не сошлась бы с таким.

— Да почему бы вы знали, что он вас бросит?

— Понятно, если бы прямо так сошелся, то мог бы бросить, а если бы любил...

— Да ведь вы не признаете любви? — перебил я ее. Она смутилась, подумала немного и каким-то обидчивым голосом сказала: — привязанность во всяком случае к одному человеку, все же есть, и расходиться потом тяжело...

— Ау вас была когда-нибудь такая привязанность?

— Да ведь вы знаете, что я увлекалась Нильским. Это все знают!

— Ведь вы страдали?

— Страдала, да не стоит страдать. Глупость все это. Все люди... мужчины такие свиньи!

— То есть как это свиньи? За что?... Значит и я тоже, потому что легко смотрю на любовь?

— Не правда, вы не смотрите.

— Не смотрел, а теперь смотрю.

— Ну и я смотрю! Только неприятно, если бы кто-нибудь сошелся со мной, а я потом узнала бы, что он меня не любил, не уважал, а так... а вообще не стоит увлекаться. Хотя если бояться, то никогда, может быть, не будет личного счастья. Работаешь, работаешь целыми днями и живешь всегда одна, — такая скука! Зачем тогда работать, жить? Хочется, чтобы кто-нибудь приласкал....

4 ноября.

Сегодня я пошел к Саше, чтобы посмотреть, какое она произведет на меня впечатление теперь.

Я внимательно смотрел ей в лицо. Она избегала глядеть на меня и говорила со мной несколько пренебрежительно, как говорят со знакомыми, с которыми нет ничего общего. Она поддерживала разговор, а потом, сказав несколько слов про каких-то новых знакомых, прибавила, что давно у них не была и думает идти сейчас.

Когда я шел к Саше, то все же еще надеялся увидеть интеллигентную девушку, а нашел „барышню“ и ушел от нее с тоскливым чувством стыда, как отходят от человека, которого обнимают на улице, приняв за своего старого товарища.