Любовь от бездеятельности (Записки неврастеника)

Саша не снилась мне раньше, а теперь, как только усну, является она и то бросается ко мне в объятия, то меня покидает. На-днях я видел, что она пришла и сказала: „потерпи через год“, и все это так ясно, что часто, проснувшись, я не могу отличить сна от действительности. Я встаю с тяжелым чувством. Нечем развлечься, не на чем сосредоточиться. Воля еще более ослабела. Я не могу сдерживать свои чувства, не могу скрывать свои настроения. Если у меня явится желание сделать что-нибудь, то я уже не могу приняться ни за что другое до тех пор, пока не исполню первое желание. Я разучился смеяться. Когда я бываю в обществе, то не поддаюсь общему настроению. Меня шокирует этот здоровый смех, и веселость окружающих кажется мне ненормальностью. Каждый звук заставляет меня вздрагивать, и явилось уже нервное подергивание плечом. Когда я слышу музыку, у меня невольно текут слезы и хочется покончить с собой.

Останешься один, сидишь, не зажигая лампы, и смотришь в окно. Кое-где виднеется свет в окнах соседних домов. Снег искрится на гребнях крыш, освещаемый луной. На оголенные ветви деревьев, подлетая одна задругой, рассаживаются галки, боком подвигаясь по сучьям ближе к стволу, и вдруг, испугавшись чего-то, срываются с места, проносятся с криком несколько раз взад и вперед, скрываясь за крыши домов, и снова черной массой покрывают деревья.

Откроешь форточку, высунешь голову и дышишь чистым воздухом, глядя на звездное небо. Вдали блестит крест на остроконечной кладбищенской церкви. Там, в той стороне, далеко, далеко Петербург.... Детство! Милые места! Там с Поклонной горы летними вечерами я любовался озером, розовым от зари, уходящим в сизую туманную даль, а вдали на западе мощный город; от него шел шум интенсивной жизни... Захлопнешь форточку. Чуть видны очертания печи и стола. Мышь настойчиво прорезает себе новой ход. На потолке, слабо освещенном с улицы газовым фонарем, дрожит сетчатая тень оконного переплета... Тюрьма! Одиночество! А какова будет дальнейшая жизнь? Стоит ли сдерживать желание разбить чем-нибудь свою голову, убить самосознание?

Пусть моя любовь — самообман, но я чувствую, что она может излечить меня от страданий. Да здравствует любовь!

«Плыви, мой челн, по воле волн» Зачем анализировать себя? зачем разоблачать самообманы? Да возможна ли жизнь вне самообманов?

Саша! Саша! Если бы ты меня полюбила! Ах, как хочется счастья, а что дальше все равно! Но сейчас как хочется жить, как хочется позабыться, стряхнуть с себя эту тоску! Хоть месяц бы только пожить без страданий, а там можно бы и умереть. Ведь я еще не потерял надежды, что ты полюбишь меня. Я не могу теперь умереть, не изведав счастья, возможность которого уже видел! Неужели кончена жизнь, кончена молодость? Второй раз я не могу полюбить, — я с недоверием, боясь измены, буду глядеть на любимую женщину. Навсегда, навсегда ушло от меня чувство беззаветной любви.

Саша! Саша! Зачем ты покинула меня? Ты для меня была только одним, что привязывало меня к жизни. Моя любовь к тебе была стоном измученной, наболевшей души, была проявлением лучших сил человека, который стремился, рвался к чему-то и не находил ничего в жизни, чему можно было бы отдать свои силы. Дорогая Саша! Зачем я развенчал тебя? Зачем я разбил последнюю опору своей жизни? Я жить хочу!..

23 декабря.

Я сижу у стола, задумавшись нам прошлым,, вспоминая Сашу. Как хочется ее любви! Я жду ее.

Мне представляется, что ко мне в комнату быстро входит она и останавливается у стола, опустив глаза.

Лампа ярко освещает снизу ее лицо. Она молчит. Она ждет, что я скажу. Она любит меня. Я закрываю глаза, меня точно захватывает волна и тихо несет куда — то вдаль. Я встаю, беру ее за руку и целую в лоб. Она сжимает мне руки, и мы долго стоим неподвижно смотря друг другу в глаза. Слезы одна за другой тихо выходят из спокойных задумчивых глаз и бегут по щекам.

— Николай! Как я страдала, — шепчет она, рыдая положив мне голову на плечо: — я люблю, люблю тебя...

Она моя! Она меня любит! А дальше что же?... Скоро у нее будет ребенок, она будет нянчиться с ним, а я?.. что буду делать я? Работать для обеспечения семьи? А в каких принципах я буду воспитывать детей? Нет! Зачем все это?

Я один. Она не идет. Она не была. Нет, Саша, я жду, жду тебя!

————

27 декабря

Нет, довольно прислушиваться к своим настроениям и под настроениями создавать понятия об окружающей и личной жизни. Я не могу избавиться от гнетущей тоски. «Зачем жить?» задаешь в такие минуты вопрос, и в печальных красках начинает вставать перед тобою жизнь. Придешь домой, возьмешь дневник, чтобы записать свои мысли, но не можешь уловить аргументацию своего пессимизма. Моя любовь, лишившаяся теперь права на существование как осмысленное стремление, втихомолку закрадывается в меня, пуская черные краски в мое мировоззрение.