Любовь по-французски

Как разнообразны ее па! Как изящны все позы! Она то быстро поднимает руки, то роняет их в истоме. Порою она бросается вперед, словно опьяненная радостью, порою отступает, словно пораженная горем. Она поворачивает голову, как будто зовет кого-то невидимого, скромно подставляя румяную щеку поцелую молодого супруга, стыдливо ускользает, возвращается, сияющая и утешенная, движется надменно, почти воинственно, снова порхает по зеленой лужайке. Ее движения, песня и звуки гитары сливались в гармоническое целое. Тембр слегка приглушенного голоса Бланки, волнуя чувства, проникал в самые тайники сердца. Испанская музыка, состоящая из вздохов, быстрых ритмов, грустных припевов, оборванных музыкальных фраз, представляет собой необыкновенную смесь веселья и печали. Эта музыка и этот танец безвозвратно решили участь последнего из Абенсераджей: они могли бы нарушить покой любого, куда более защищенного сердца.

В сумерки все вернулись берегом Дуэро в Гранаду. Дон Родриго, очарованный благородным и утонченным обхождением Абен Хамета, прощаясь, взял с мавра слово часто приходить в гости и развлекать Бланку чудесными рассказами о Востоке. Абен Хамет, чьи мечты воплотились в действительность, на следующий же день поспешил во дворец, где жила та, что была ему дороже зеницы ока.

Именно потому, что страсть к Абен Хамету казалась Бланке совершенно невозможной, она вскоре целиком завладела сердцем девушки. Мысль о любви к неверному, к мавру, к чужеземцу казалась ей до того странной, что сперва она не обратила внимания на яд, уже проникший в ее кровь. Зато, распознав его, она отнеслась к нему как истая испанка. Она понимала, что ее ждут опасности и страдания, но не отошла от бездны, не вступила в долгие пререкания с собственным сердцем. Она решила: «Если Абен Хамет примет христианство, если он меня любит, я пойду за ним на край света».

Абенсерадж также был охвачен могучей, непреодолимой страстью и жил одной Бланкой. Он больше не думал о замысле, приведшем его в Гранаду. Абен Хамету нетрудно было бы получить сведения, ради которых он приехал, но все, что не имело отношения к его любви, теперь утратило для него смысл. Он даже боялся что-либо узнавать, потому что это могло бы нарушить течение его жизни. Он ни о чем не допытывался, ничего не хотел знать; он решил: «Если Бланка примет магометанство, если она меня любит, я буду ей служить до последнего вздоха».

Утвердившись в своих решениях, Абен Хамет и Бланка ждали только удобного случая, чтобы открыться друг другу.

Стояла лучшая пора года.

– Вы до сих пор не видели Альгамбры, – сказала дочь герцога Санта-Фэ. – Вы как-то случайно сказали, что ваши предки родом из Гранады. Быть может, вам было бы приятно взглянуть на дворец ваших прежних королей? Сегодня вечером я буду вашим проводником.

Абен Хамет поклялся пророком, что для него не может быть более приятной прогулки.

Когда наступил час, назначенный для посещения Альгамбры, дочь дона Родриго села на белого иноходца, который умел взбираться на скалы, словно горный козел. Вслед за блестящей испанкой скакал Абен Хамет на андалузском коне, оседланном по-турецки. От быстрой скачки пурпурная одежда молодого мавра развевалась, кривая сабля звенела, ударяясь о высоко поднятое седло, ветер трепал перо на тюрбане. Прохожие, восхищенные его посадкой, говорили, следя за ним глазами:

– Донья Бланка обратит этого мусульманского гранда в истинную веру.

Сперва Бланка и Абен Хамет ехали по длинной улице, все еще называвшейся по имени знаменитого мавританского рода. Эта улица упиралась во внешнюю ограду Альгамбры. Миновав молодую вязовую рощу и водоем, они увидели перед собой внутреннюю ограду дворца Боабдила. В зубчатой стене с башнями виднелись ворота, носившие название Врат Правосудия. Бланка и Абен Хамет въехали в них и поскакали по узкой дороге, извивавшейся между высокими стенами и полуразрушенными лачугами. Дорога привела их к площади Альджибе, где в то время по приказу Карла Пятого возводили дверец. Оттуда они повернули на север и добрались до пустынного двора, расположенного у старинной гладкой стены. Абен Хамет, легко соскочив с коня, помог Бланке спешиться. Слуги постучали в обветшалую дверь, по самый порог заросшую травой. Дверь распахнулась, открыв тайные закоулки Альгамбры.