И Абен Хамет запел балладу, которой его обучил поэт из племени Абенсераджей:
Несмотря на полные горечи слова о христианах, эти простодушные жалобы тронули даже надменного дона Карлоса. Ему очень не хотелось петь, но все же он из учтивости согласился исполнить просьбу Лотрека. Абен Хамет передал брату Бланки гитару, и тот запел песню, прославлявшую подвиги его знаменитого предка Сида:
Дон Карлос пел так горделиво, таким мужественным и звучным голосом, словно Сидом был он сам. Лотрек разделял воинственный пыл своего друга, но Абенсерадж при имени Сида побледнел.
– Этот рыцарь, – сказал он, – которого христиане прозвали красой сражений, у нас носит имя жестокого. Если бы его благородство равнялось храбрости…
– Благородство Сида, – живо перебил Абен Хамета дон Карлос, – превосходило даже его доблесть, и только мавры смеют клеветать на героя, родоначальника моей семьи.
– Что ты сказал! – крикнул Абен Хамет, вскакивая с кресла, на котором полулежал. – Сид – один из твоих предков?
– В моих жилах течет его кровь, – ответил дон Карлос, – и я узнаю эту благородную кровь по ненависти, которая пылает во мне к врагам истинного Бога.
– Итак, – сказал Абен Хамет, глядя на Бланку, – вы принадлежите к семейству тех Биваров, которые после завоевания Гранады овладели жилищем несчастных Абенсераджей и убили старого рыцаря, носившего это имя и пытавшегося защитить могилы своих предков?
– Мавр! – загоревшись гневом, воскликнул дон Карлос. – Помни, я не позволю допрашивать себя! Мои предки обязаны этой добычей лишь своим шпагам и заплатили за нее своею кровью, – поэтому я и владею сегодня тем, что некогда принадлежало Абенсераджам.
– Еще одно слово, – все сильнее волнуясь, сказал Абен Хамет. – Мы в нашем изгнании не знали, что Бивары носят титул герцогов Санта-Фэ, – этим и объясняется мое заблуждение.
– Именно Бивару, победителю Абенсераджей, был дарован этот титул Фердинандом Католиком, – ответил дон Карлос.