Любовь по науке, или на практику в другой мир

— Условия: каждый из вас должен спеть или просто сыграть адептке Марии песню, выражающую ваши чувства к ней. Либо воспевающую ее достоинства. В мире адептки Марии такие песни называются «серенада», как она рассказала. Можно сочинить песню самостоятельно либо исполнить любую, что вы знаете и считаете подходящей. Можно использовать представленные здесь инструменты или петь а капелла. Или вообще не петь, а только играть. Как пожелаете. Не следует возмущаться, ведь мы знаем, что каждый из вас получил основы музыкального образования, как это принято у ваших рас…

— Это что еще такое?! — возмутился Дэрет, проигнорировав последнюю фразу профессора. — Понятно, что бессмертный победит!

— А вот посмотрим! — бросила я с коварной улыбкой. Атмосфера в целом была не слишком официальная, так что я совсем перестала смущаться. — Я собираюсь оценивать не мастерство игры на музыкальном инструменте и не красоту голоса, а душу! Чувства, что прозвучат! Музыка — отличный способ их оценить!

А вот Гарон и Гарвер так и оставались невозмутимы.

— Можно ли применить магию? — вдруг спросил Гарон. — Или что-либо еще для… хм… выражения чувств?

Дарбюр вопросительно поглядел на меня.

— Можно — на уровне умений студентов третьего курса, — ответила я, стараясь не смотреть прямо на него. — Что-либо другое тоже можно — если это «что-то» не является особым преимуществом расы или опыта участника. Например, принять другую ипостась — нельзя.

— Ясно, — коротко бросил Гарон.

«Что он там задумал, — с опаской подумала я. — Ведь если он будет слишком эффектен, я не смогу (просто совесть не позволит) поставить ему низкий балл!»

А мне хотелось, чтобы он слегка опозорился. Ну, не опозорился, а, допустим, был не лучше других. Пусть в этом конкурсе действительно победит Мэйгар. Всем остальным — альфа-самцам — это полезно.

Да и первое плановое свидание именно с ним будет мне вполне приятно. Можно расслабиться, общаться просто как с другом. Хорошая тренировка перед искристыми свиданиями с «альфа-самцами».

— Если вопросов больше нет — начинаем. Думаем, репетируем где-то полчаса, — сказал Дарбюр.

К моему удивлению, первым к инструментам подошел не Мэйгар, а Гарон. Правда, ни один из них не взял в руки, только задумчиво их разглядывал. Гарвер и вовсе остался на месте.

— Коварство — еще одно твое достоинство, Избранная моя, — бросил он вдруг и наконец подошел к гитаре.

В общем, ни шатко, ни валко, а мужчины начали готовиться. Вскоре над поляной раздавалась какофония из разнообразных звуков. Периодически Дэрет и Дренер громко выражали свое возмущение, смеялись друг над другом.

— Думал ли ты, дракон, что будешь перебирать струны, чтобы увести у меня мою истинную? — услышала я фразу Дэрета.

— А ты дуй-дуй в свою дуду, тэрин, — отвечал Дренер. — Только это не поможет тебе получить мою Марию!

…Только Гарон ничего не играл, а продолжал буравить взглядом инструменты.

Я отправилась переговорить с Дарбюром о том, как идет подготовка к завтрашнему опыту с бейарией, но с интересом поглядывала, кто из конкурсантов что делает.

Гарон по-прежнему ничего не делал!

«Интересно, как он собирается победить, то есть «доказать мне свои чувства», если даже не готовится толком», — скребло у меня внутри. Даже не знала, радоваться или расстраиваться. Испытывала какое-то раздражающее недоумение. Вечно с этим драконом ничего не понятно!

Впрочем, я же хотела, чтобы он опозорился…

Спустя полчаса Дарбюр объявил начала «выступлений». Бросили жребий — каждый участник вытянул из шляпы бумажку с номером.

Мэйгар был первым. А Гарон — последним. Я сжала зубы. Главное — поменьше думать, что он приготовил, иначе буду плохо судить других. Пусть делает, что хочет…

— Эту песню я только что сочинил для тебя, восхитительная Мария! — сказал Мэйгар. — О прекрасная и любезные судьи, да будет мне позволено исполнить ее, дабы выразить все, что у меня на душе!

Возле него стояло что-то вроде большой виолончели, а в руках он держал свою флейту.

Сперва он сыграл вступление на флейте. Приятную, красивую мелодию. Потом взял в руки смычок и принялся играть на «виолончели» и петь. Голос у эльфа был восхитительный, такой необычный бархатный тенор (необычно, потому что бархатным обычно бывает баритон!). Пелось о лесах и реках, о травах и деревьях, о том, как мы с Мэйгаром будем гулять и любить природу. О том, какая я замечательная, красивая, умная и добрая. Как от моих рук расцветают цветы, а в душе просыпается любовь, равной которой не найти в мире.

Конечно, я ожидала, что эльф будет петь красиво, но нудно. Однако за время нашего недолго общения Мэйгар, видимо, понял, что мне нравится более бойкая музыка, чем обычные песнопения бессмертных. Песня получилась живее, ярче, чем у него обычно. Я была приятно удивлена.

И, конечно, это было настоящее произведение искусства!

Дэрет с Дренером поникли в стороне и злобно поглядывали на бессмертного.

— Я же говорил! — громким шепотом бросил Дэрет. — Они хотят его победы!

Дарбюр беззлобно шикнул на него.