Любовь по расчету

— Морис обвинял меня в бесплодии. Каждый месяц, убедившись, что я опять не беременна, избивал до полусмерти, использовал, как собаку, даже хуже, потому что сука дает согласие, а он насиловал меня против воли. Но детей не было. У него было столько женщин на стороне, что трудно сосчитать, он не гнушался никем. Но ни одна не забеременела. Это он не мог иметь детей.

Алисия опустила голову, губы невольно скривились от горестных воспоминаний.

— Принц как-то пожаловал с визитом, хотел поохотиться в наших местах. Морис был в отъезде. У меня еще остался синяк под глазом от очередных побоев, руки тоже были в синяках, а в зале распоряжалась его шлюха… Я так устала от Мориса и ненавидела его, что готова была отдаться любому бродяге, чтобы родить ребенка и заткнуть его поганый рот. Принц был очень молод, но опытен. У нас была ночь и утро. Тогда это случилось… Какое-то время дела шли лучше. Морис боялся бить меня, чтобы не случился выкидыш. Но когда ты родилась, стало еще хуже. Он хотел, чтобы я рожала еще и еще, и избивал с удвоенной силой.

Голос Юдифи срывался от жалости.

— Мама, почему ты не сказала мне раньше? Алисия опустила глаза.

— Хотела, несколько раз собиралась и все откладывала… Знала, ты ненавидишь Мориса, и боялась, что проговоришься. По крайней мере, когда он бил тебя, ты считала, что он имеет право, как отец…

— Гайон знает правду?

— Не всю, — Алисия пыталась понять выражение лица дочери, но оно было непроницаемо.

Юдифи хотелось обнять и утешить мать, но руки не поднимались, и упрек был готов сорваться с губ.

— Возможно, он знает версию Генриха. Я не была уверена, что Генрих знает о твоем существовании, пока ты не сказала.

— При дворе находят, что у меня сильное сходство с Арлет де Фалле, — Юдифь старалась подавить борьбу эмоций. Теперь ее брак разваливается. Она вспомнила, какими упреками осыпала Гайона во время ссоры. Горло сжимала почти физическая боль. — Мама… — она замолчала и огляделась.

В комнату вошла Кади, стряхивая воду с шерсти. За ней появился Гайон, на плаще, подбитом мехом, поблескивали капли дождя. Увядший лист прилип к сапогу. Он сжимал в руке свиток пергамента. Взглянув на женщин и почувствовав царившее в воздухе напряжение, устало отвел глаза.

Алисия вскрикнула, отпустила спинку стула и упала в обморок. Гайон не успел вовремя подхватить, и она ударилась головой об острый угол жаровни.

Юдифь стояла, как вкопанная, не в силах пошевелиться. Гайон склонился над Алисией, нащупал пульс на шее. Из пораненного места вытекала кровь. Он прислонил Алисию к себе, подняв голову повыше, чтобы замедлить кровотечение.

— Юдифь, ради Бога, что ты стоишь, принеси лекарство… Черт возьми, да беги же ты скорее, пока она не умерла.

Тон Гайона придал Юдифи силы, чтобы остановить кровь, она схватила первое, что попалось под руку — рукоделие Алисии, над которым та долго трудилась. Юдифь швырнула полотно Гайону и побежала за корзиной со снадобьями.

Юдифь работала быстро, отдавая мужу точные резкие распоряжения, не замечая, что пятна крови остаются на ее красивой бархатной тунике. Кончив, критически оглядела повязку и осталась недовольна — тусклый свет и спешка отразились на внешнем виде работы. Впрочем, это не имело большого значения, рана заживет, а шрам не будет виден под волосами.

Алисия все еще была без сознания, и похоже, не скоро придет в себя, хотя пульс бился ритмично, а зрачки реагировали на пламя свечи, поднесенной к глазам. Юдифь и Гайон осторожно раздели ее до нижнего белья, перенесли на широкую кровать. Потом посмотрели друг на друга, и тут Юдифь прильнула к мужу, а тот крепко обнял ее.

— Теперь я знаю, почему ты не хотел рассказывать мне секрет, — сказала она. — Гайон, прости меня, хотя я понимаю, слова не могут поправить положение.

— Значит, мать открыла тайну? Я как раз собирался просить ее об этом, но Генрих не оставлял мне ни минуты свободного времени на личные дела, и скажу откровенно, не хотелось задерживаться в этом доме, разве что переодеться. Когда ты смотрела на меня… или не смотрела… было такое чувство, что в живот вонзается кинжал.

— Гай… — Юдифь цеплялась за тунику мужа запачканными кровью пальцами.

— Успокойся, дорогая, мы все были неправы и поплатились за это, — он поморщился, подумав, что час расплаты еще не настал.

— Как ты думаешь, Генрих признает меня своей дочерью? — робко спросила Юдифь.

— О, Господи, надеюсь; у него хватит ума не сделать этого! — испугался Гайон. — Мне он намекнул из желания посмотреть, какова будет моя реакция. Он любит дергать людей за ниточки и наблюдать, как те извиваются по его прихоти. Но если он официально признает тебя, что, по-твоему, сделает Роберт де Беллем? Если не считать позора, который ляжет на весь род Монтгомери, встанет вопрос о законности твоего рождения. Эти земли фактически тебе не принадлежат, стоит дядьям открыть правду, нам не миновать войны.

— Но они не посмеют пойти против Генриха.